Фредди Меркьюри. Жизнь его словами

грандиозное представление со всем этим освещением и прочими эффектами, которые мы используем.

Целая толпа журналистов со всего мира приехала освещать наши выступления в Аргентине и Бразилии. В Сан-Паулу мы выступали перед 120000 зрителей в один вечер и перед 130000 — на следующий день. Такого раньше здесь никогда не было, и все это было ново для них. Они беспокоились, что при таком огромном скоплении народа концерт может превратиться в политическое событие, и они умоляли меня не петь Don't Cry For Me Argentina[12]. Для нашей охраны был выделен «отряд смерти» — команда тяжело вооруженной полиции, которая действительно запросто бы начала убивать людей, если бы толпа стала неуправляемой. И прежде, чем мы вышли на сцену, там уже выстроилась целая армия со штыками наготове.

С места на место нас перевозили на военных бронированных автомобилях, обычно применявшихся для защиты от бунтовщиков. Дорогие мои, это была самая захватывающая часть тура. Впереди нас следовали шесть ревущих полицейских мотоциклов, маневрирующих на улицах, ныряя и выныривая из толпы, прокладывая путь сквозь поток машин. В фургоне были отверстия, через которые полицейские могли высовывать свои автоматы; а в нем мы — вопим изо всех сил и хохочем на весь стадион. Фантастика!

Рио в 1985 году был великолепен. Это захватывающее чувство — держать всю эту толпу буквально на ладони. Во время исполнения Love Of My Life я стоял еле сдерживая слезы и чувствуя комок в горле — то же самое я испытываю от The Last Night Of The Proms[13].

Вот что значит солнечная страна! Это была замечательная аудитория, и мне понравилось, как они выражали свои эмоции.

Иногда эта публика слишком возбуждалась, и однажды произошла стычка между кем-то из толпы и оператором. Это случилось во время исполнения I Want То Break Free, В клипе на эту песню мы все переодеты женщинами, поэтому я вышел на сцену с накладными буферами под майкой и с пылесосом в руках, и народ немного сошел с ума. Сначала я подумал, что мои сиськи слишком велики для них. Дело в том, что, когда я нацепил их в первый раз в начале тура, в Брюсселе, кто-то из обслуживающего персонала заметил, что с задних рядов их заметят, только если они будут в два раза больше, чем у Долли Партон. Поэтому в этот раз на мне были буфера побольше. Не знаю, почему их так завело мое переодевание в женщину; там полно трансвеститов: достаточно выйти на улицу — они там на каждом углу.

Конечно же, я переоделся, чтобы не провоцировать их и не быть побитым камнями как царица Савская, но я не отказался из-за них от своих сисек!

Я единственный хотел прекратить гастролирование и изменить цикл, в котором мы уже так долго находились. Если продолжать ездить по миру с концертами, то я хочу делать это в совершенно другой манере — я сыт по горло всеми этими грандиозными световыми и сценическими эффектами. Я не уверен, что в моем возрасте стоит прыгать по сцене в трико, как раньше. Говорю вам честно, после каждого выступления я чувствовал себя так, словно пробежал марафон. У меня были синяки по всему телу.

Перед гастролями Magic Tour [1986] я действительно очень переживал, потому что знал пределы своих возможностей и думал, что публика ждет от меня того же, что я делал всегда. Я подумал: «Боже мой! Я опять должен пройти через все это!» Но коль скоро тур начат, поздно идти на попятный. Это уже не то время, когда я мог делать что угодно, зная, что мне все сойдет. Теперь все начеку.

Я набрал немного веса, войдя в средний возраст, так что, когда люди это увидят, меня начнут называть Фэтти[14] Меркьюри. Я подумал обо всем этом и убедился, что я полностью в форме. Но то, как ты себя чувствуешь перед туром, ни о чем не говорит; в какой ты на самом деле форме, ты узнаешь, только отработав первый концерт, а тогда уже поздно что-либо менять — весь тур уже спланирован, все залы заказаны.

Мы всегда думали, что если мы не можем провести концерт так, как мы того хотим, то его вообще не стоит делать. Хуже нет, как отработать концерт и извиняться за него потом. Полное дерьмо. Если уж делаешь представление, так должен держаться до конца.

Я действительно беспокоился, что теряю голос. Чем больше я отрабатываю вокала в студии, тем больше я должен показать на сцене, иначе скажут: «А! Он может это только благодаря студийным эффектам!», — терпеть этого не могу.

Мне нравится быть свободным на сцене, и я не прочь побегать по ней, но, когда я увидел декорации для Magic Tour, я подумал: «О мой бог! И что мне с этим делать? Мне, пожалуй, понадобятся ролики, чтобы обежать эту сцену». Я не хотел никого подводить, поэтому тут же решил отменить тур. Но это были только мысли. Я все равно понимал, что должен идти и тренироваться, и в конце концов я сказал себе: «Черт побери! Я просто заставлю себя это сделать». И вот я немного поотжимался и после первых трех-четырех концертов, показавшихся мне сущим адом, мои мышцы начали работать, и потом уже все было прекрасно. Я рад, что сделал этот тур, потому что он оказался одним из самых успешных за всю нашу карьеру, и я рад, что решился на это.

Проблемы с голосом начались у меня уже в первые годы наших гастролей, потому что мы обычно делали очень напряженные туры, иногда давая еще и дневные представления. Можете представить, что я делаю еще и дневное представление? Закончилось тем, что у меня появились узлы на связках — этакие мозоли, наросшие в горле, и время от времени они плохо сказывались на моем вокале. Это результат перенапряжения голоса, и, если у вас появились эти узлы, от них уже невозможно избавиться.

Был один случай, кажется в Цюрихе, когда я на самом деле остался без голоса на сцене. Я подумал: «Бог мой! Что же теперь делать?» Я с трудом мог вообще говорить, ничего не выходило, и это было просто ужасное чувство. Обычно я умею притвориться, но притворяться можно до определенной степени — дальше уже просто смешно. Я сказал себе: «Да пошло оно все!» и ушел, бросив троих на сцене. Никогда раньше я не подводил так публику. Так или иначе мне всегда удавалось отработать выступление целиком. Но мне пришлось это сделать, я был просто никуда не годен. Этот случай до сих пор преследует меня как кошмарный сон. Если такое произошло однажды, оно может повториться снова.

Иногда мы используем сухой лед, и бывает, что жар от световой установки не дает ему подняться, и мне приходится петь сквозь этот туман. Это всего лишь гастрольные накладки, но они достаточно досадны, особенно когда нужно брать высокие ноты. Вместо этого поешь на октаву ниже, потому что не хочешь рисковать и каркать как ворона. В нескольких случаях я открывал рот — и ничего не выходило. Остальные парни все понимали, но что они могут сделать? Ведь не станут же они орать на меня: «У тебя должен быть голос!» Они очень мне помогали. Когда я доходил до высокой ноты, бывало, я просто открывал рот, а ноту брал Роджер. Роджер очень хорошо поет, и Брайан тоже. Они выручали меня, когда было нужно.

Я так и не избавился от этих узлов на связках, поэтому мне приходится воздерживаться от красного вина и делать распевки, которые я называю оперными пародиями. При этом я делаю их голым, потому что тут есть одна пикантность. В одежде это не помогает, так что я пою нагишом.

Я посещал многих специалистов, думаю, я перевидал их всех. Но они всегда советуют мне просто отдохнуть и отказаться от гастролей или лечь на операцию. Я уже почти согласился на операцию, но мне не понравился доктор, и мне стало немного не по себе, когда я представил, что мне в горло засовывают все эти странные инструменты.

Мне всегда грустно и тоскливо, когда тур заканчивается. Ты вдруг опять оказываешься дома и должен заставить себя вернуться к размеренному образу жизни. Опять самому себе заваривать чай — а я привык к тому, чтобы обо мне заботились.

И вообще, мне хочется, чтобы люди воспринимали меня как человека, который поет свои песни и делает это на совесть. Мне нравится, когда люди уходят с концерта Queen довольными, с чувством хорошо проведенного времени. Это чистой воды эскапизм — все равно, что посмотреть хороший фильм. После этого каждый уходит, говоря, что это было здорово, и возвращается к своим проблемам.

Глава четвертая The Masterstroke[15]