меня нет шансов оставить свою голову при себе. Мне не хотелось бы испортить твою карму.
– Не клевещи Джордж! Я только что постриг твоих братьев Пита и Гарри!
– Дай-ка, – Джордж взял из рук отца ножницы и внимательно их осмотрел. – Следов крови нет. Они живы?
Не прочувствовав иронии, отец посерьезнел и утвердительно качнул головой.
– Ясно, – заключил Джордж. – Раз так, вероятность того, что голову ты отрежешь именно мне, возросла ровно в три раза.
– Ах так! – взревел рассерженный отец, подавшись вперед. – Непокорный! Ходи же тогда мохнатым!
– У Иисуса Христа тоже были длинные волосы, – спокойно заметил Джордж. – И у Будды. Хотя, у Будды, возможно, вообще волос не было. И головы, может быть, тоже не было. И даже тела. У Будды, наверное, один сплошной дух был… Кстати, папа, у тебя изо рта такой дух… Ты не мог бы немного отодвинуться?
Сидя на давно не чищенном паркете, Пол с открытым ртом слушал удивительный диалог отца и сына. Они оба положительно нравились ему.
Однако последняя фраза Джорджа всерьез обозлила папашу Харольда, и не известно, во что бы вылилось его раздражение, если бы из коридора не раздался зычный женский голос:
– Кексы! Кексики! Свежие кексики!
Харольд встрепенулся и нетвердой сомнамбулической походкой покинул комнату.
– Кексы мама печет, пальчики оближешь, – подмигнул Джордж. – Давай, поспешим, а то их сейчас расхватают.
Мальчики выскочили в коридор. Посередине с подносом в руках стояла дородная белокожая рыжеволосая женщина в переднике и чепчике. «Кексы! Кексики!» – продолжала выкрикивать она. Народные массы, вытекая из комнат подкатывали к ней, а затем, смачно чавкая, возвращались восвояси.
У порога Пол заметил свои, начищенные до неестественного сияния туфли и уже не мог отвести от них глаз.
«Это хорошо, что ботинки на месте, – думал он как раз в тот момент, когда Джордж запихивал ему в рот кекс. – Надо делать отсюда ноги. Конечно, здесь чертовски весело. Но привыкать к этому нужно маленькими порциями». – И он даже припомнил выражение из профессионального лексикона мамы Мэри: «Гомеопатическими дозами».
3
В 1952 году Джон вместе с Питом Шоттоном перешел из начальной школы в среднюю – «Куорри Бенк Скул». Понадобилось совсем немного времени, чтобы они приобрели репутацию самых классных шутов.
Друзья прятали в ранцы одноклассников будильники, заведенные на середину урока, натирали доску парафином, а однажды Пит дошел до того, что, зарядив велосипедный насос чернилами, выстрелил в спину учителя химии.
За такое можно было и вылететь из школы, но когда учитель обернулся, оружие уже было надежно спрятано. А за мелкие провинности ученики карались часом принудительных работ после уроков.
За три года учебы в «Куорри бенк» Джон и Пит перемыли столько полов и перебросали столько листьев с дорожек школьного двора, сколько нормальному человеку и не снилось.
Вот и сегодня у них было «рабочее настроение». Урок истории вел новый учитель Чарльз Паткинс.
– Леннон, в каком году родился Наполеон?
Джон встал и, в надежде на подсказку, огляделся по сторонам.
– В тысяча-а… Он родился в тысяча-а…
– Смелее, смелее, Леннон, – заложив руки за спину, подбадривал мистер Паткинс.
– Он родился… Наполеон родился…
– То, что он родился, мистер Леннон, мы знаем и без вас.
На первой парте, где сидят более-менее приличные ученики, кто-то хихикнул.
– Наполеон родился в тысяча…
Лучший друг Пит не мог не прийти на помощь товарищу и тихонько шепнул дату.
Джон с облегчением выпалил:
– В тысяча девятьсот двенадцатом году!
Зная Джона, класс уже давно ожидал повода для смеха и вот, наконец, надежды оправдались. Ребята дружно заржали.
– Садитесь, Леннон, я убедился в том, что у вас нет ни малейшего желания изучать историю.
– Есть! – с готовностью возразил Леннон. – Вот, например, я давно уже хотел спросить у вас…
– Спрашивайте, – опрометчиво разрешил мистер Паткинс. Если бы он работал в этом классе давно, он бы просто-напросто не позволил Джону лишний раз открыть рот.
– В каком году родился Иисус Христос?
– Он родился… Перестаньте паясничать!
– Нет, правда, все всегда говорят, «от Рождества Христова», значит, он родился под Рождество. А в каком году?
– Вы что, считаете меня идиотом?!
– Я-то не считаю… У меня вообще по математике двойка.
– Вон! – воскликнул мистер Паткинс, указывая на дверь.
Джон уставился в ту сторону и встревоженно спросил:
– Что вас там так напугало, мистер Паткинс? Что вы там увидели?
– Где? – недоуменно посмотрел учитель на Джона.
– Там, возле двери. Вы что-то увидели и закричали «вон». А там ничего особенного нет.
Класс вновь разразился хохотом, а пуще всех усердствовал Пит. Он буквально скрючился под партой, а затем и вовсе выпал в проход.
– И вы, мистер Шоттон, убирайтесь тоже. Вон!
Уже подойдя к двери Джон, нацепил на нос очки, внимательно огляделся, после чего обернулся и с деланной растерянностью сказал:
– И все-таки нет здесь ничего особенного.
Мистер Паткинс, размахивая указкой, рванулся к двери, и Джон с Питом поспешно выскочили в коридор.
– Одному из мальчиков зайти, – глухо прозвучало из-за двери приемной директора. Первым отправился Джон. Миновав приемную, он остановился на пороге кабинета.
У директора школы мистера Эрни Тейлора были проблемы с памятью. А может быть, у него были причины желать, чтобы окружающие думали именно так.
Он долго разглядывал вошедшего подростка, прежде чем спросил его:
– Чем обязан?
– Вы меня вызвали… – опешил Джон.
– Ах да! Вы – Джим… Э-э-э… Джим…
– Логан, – не моргнув и глазом ляпнул тот.
– Ах, да-да, припоминаю, – засиял улыбкой мистер Тейлор.
Но вмешался мистер Паткинс:
– Этого наглеца зовут Джон Леннон. – И на всякий случай напомнил: – Мы собираемся его наказать.
Тейлор сделал строгое лицо:
– Прекрасно! Значит накажем. Давайте его убьем, мистер Пыткинс.
– Паткинс, – машинально поправил учитель и удивленно добавил. – Ну зачем же сразу убивать?
– Действительно, зачем убивать? – сам удивился директор. И тут же растерянно спросил: – А что же с ним делать?
– Может быть – розги? – предложил Паткинс, становясь значительно осторожнее.
