А заглянуть в публичный дом, вопреки всему, чему учили комсомол и школа, не говоря о партии и правительстве? Все же хотят почувствовать себя хотя бы одноразовым героем голливудского блокбастера. И неважно, что всё окажется далеко не как в кино, главное — есть потом о чём рассказать, чем похвастать. Лувр — банально, для всех! С Моной Лизой теперь каждый может сфоткаться. А расскажешь, как азиаточка эротический массаж делала, — круто. У всех мужиков в округе слюни потекут, словно не за железным занавесом жили, а за колючей проволокой.
Слишком долго мы, советские, чувствовали себя отщепенцами, изгоями, отказниками мира западного секс-бизнеса. До сих пор наши в Амстердаме считают своим долгом увидеть улицу Красных фонарей. А чего там смотреть? Уродки в окнах сидят! Жирные, грязные. Потрёпанные, тупые, силиконом во всех местах передутые… Не с кем о Хемингуэе поговорить! Глаза вялые, волосы не свои. Только в красном свете на них смотреть и можно. Ты, кстати, знаешь, откуда мода на красные фонари? В красном свете на коже меньше морщины видны, прыщи не так проявляются после эпиляции. В красном свете сморщенная сорокалетняя кажется не очень сморщенной тридцативосьмилетней.
И я был выпускником нашего советского железнозанавесного прошлого, потому решил, что в каждой стране должен побывать в самой клоаке загнивающего капитализма и сравнить, чем эти клоаки друг от друга отличаются. Пытливый мозг! Мне как актёру нужно было познать жизнь во всех её проявлениях! А вдруг придётся сыграть что-то на эту тему? Как учил Станиславский, прежде всего надо вжиться в образ. А для того чтобы в образ вжиться, надо в деталях изучить то, во что предстоит вживаться.
* * * А теперь, дорогие ханжи-тролли, — а такие всегда есть среди читателей — прошу вас, не читайте следующий абзац. Продолжайте быть пошляками лишь в собственных мыслях наедине с собой под одеялом. А я всё-таки позволю себе пересказать Сашкины наблюдашки, хотя предупреждаю, подобного не позволял себе раньше никогда, поскольку тоже являюсь выпускником того же нравственного прошлого, когда слово «трахнуть» означало «ударить»!
Более всего ему запомнился публичный дом в Японии: никаких красных фонарей, никакой излишней долбёжной музыки. Всё очень сдержанно, музыка восточная, полутоновая, чуть слышная. Обстановка стерильная, как в хирургическом отделении. Посреди комнаты «уединения» стол — точняк операционная! Сначала ОНА его помыла, потом сама надела медицинский фартук, стерильные перчатки, на лицо нацепила что-то типа антигрипповой маски, уложила на стол, накрыла простынёй… И далее произошло нечто вроде операции по удалению семени. Сашка сказал, что он еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.
Мне больше всего понравилось, что обо всём ЭТОМ он рассказывал, иронизируя над собой и откровенно издеваясь над своим мальчишеством, а заодно и над той бодягой, которая издали кажется крутой, а на самом деле годится только для духовных инвалидов.
Разумный человек, воспитанный не попсой, не может к подобным жизненным завихрениям относиться всерьёз, без юмора.
Согласно Сашкиным наблюдениям, американские, немецкие, французские… Скажем так, все европейские мочалки — так он называл женщин с заниженной планкой социальной ответственности — одинаковы — профессионалки! Станки на конвейере! Технологии отработаны — даже орут одинаково! Как только ЭТО начинается, сразу в крик, будто фонограмма включилась.
С выражением, как и следует хорошему актёру, рассказал, как его выгнали из публичного дома в Гамбурге, потому что он не выдержал, и, когда ОНА начала безудержно орать, делая вид, что ей ой как «О, май гад!» — точняк наша попса под фонограмму, — тут же сработало Сашкино чувство юмора, и он тоже начал орать, мол, и ему тоже «О, как булшит!». Ну чтоб прикольнее было! Думал, рассмеётся и поймёт его шутку: мол, у тебя своя фонограмма, а у меня своя. Но не тут-то было. Вызвали охрану, решили, что пришёл российский бандит, садист и сейчас ЕЁ бить начнёт.
Вот за что мне всегда нравился Сашка — даже в западном публичном доме он оказался неформатом. Талант, он и в Африке талант, и в публичном доме. Казалось бы, какой стыд и позор для любого обывателя-ханжи — русскую звезду выгнали из немецкого публичного дома! Как звезда могла настолько опуститься? Ох, если бы об этом казусе Сашкиной жизни узнали журналисты! Какие бы статьи появились во всех газетах, начиная с «Комсомолки»! А картинки?! Повышенный тираж принёс бы сверхприбыль!
Да, Сашка от рождения был авантюристом. Не бабником! Это разница существенная. Энергия мужика-авантюриста, живущего не по стандартным инструкциям, чувствовалась в любой сыгранной им роли. Даже когда он играл бандитов, всё равно был зрителям симпатичен. Симпатичная сволочь! Такое даётся только одарённым.
Ну как, по его словам, будучи в Аргентине, он мог не попробовать — как выражались отвязные русские мужики-туристы, обпившиеся пива, — «обезьяны»? Правда, к тому времени свои похождения по публичным домам Сашка прекратил. К его чести это длилось недолго. Ему очень быстро стало понятно, что на Западе, выражаясь языком Хемингуэя, ЭТО дело поставили на конвейер, на поток, сделали примитивным, бесчувственным, похожим и впрямь на хирургическую операцию. Но тут не Запад, а Латинская Америка! У латиносов даже деревья милуются друг с другом, пальмы дышат желанием удовлетворить друг друга.
У своего переводчика-латиноса Сашка спросил, нет ли какой знакомой латиночки, только ни в коем случае не проститутки. Чтобы настоящая была латиноамериканская деваха: креолочка или мулаточка — всё равно. Главное, чтобы сочная, свеженькая, весёленькая, карнавалистая… Переводчик на следующий день отзвонил — нашёл! Подруга жены, очень приличная девушка. И очень красивая.
— Точно не проститутка?
— Точно. Но сказала, что без денег не согласится.
— Ну, слава богу, что не путана!
Сочная мулаточка не знала ни слова по-английски, а Сашка ни бе ни ме в испанском. Более всего в этой встрече с местной «непроституткой» Сашке запомнилось, как она потом всю ночь смотрела по телевизору местный телесериал типа «Рабыни Изауры» и даже пару раз всплакнула. Согласитесь, трогательная история. А он ей ничего не мог сказать, кроме «си-си» и «грацияс»…
Последний раз Сашке пришлось общнуться с двумя проститутками в Днепропетровске, и об этом тоже стоит рассказать в красках.
На его концерте организаторы заработали столько, что решили Сашку премировать. Но сами, будучи мышления примитивно-попсового, не придумали ничего лучшего, чем после концерта повести его в баню и в качестве бонуса оплатить двух расфуфыренных местных шалав в турецко-китайских секс- шоповских «брендах», которые и впрямь могут казаться заманухами только в свете дальних фар автомобиля.
Сашка после первого захода в сауну сидел в комнате отдыха и смотрел телевизор, по которому шла очень добрая передача о жизни Товстоногова. Как только шалав ввели, он расхохотался: одна была в жабо салатного цвета, другая — в розовом. Две этакие испанские инфанты для бедных духом дальнобойщиков. Сашка и тут сумел приколоться.
— Вы знаете, кто это? — спросил он, указывая на Товстоногова в телевизоре.
— Не, а чё?
— Да ничё! Как вам не стыдно, а? Где вы учились? Куда ваши родители смотрят? — Сашка сделал вид, что он страшно рассержен такой недообразованностью, и в конце тирады выгнал шалав со словами:
— Я не имею дела с теми, кто не знает Товстоногова!
Организаторы его творческого вечера и шеф этих двух инфант-пигалиц были потрясены. Сутенёр не сдержался и даже позвонил журналистам, чтобы отомстить звезде за то, что он продинамил их элитную эскорт-фирму.
Журналисты очень любят писать про проституток — подобное тянется к подобному.
