***
Сэр Герберт Сэмюэль - до того, как занял пост верховного комиссара Палестины, - был депутатом британского парламента от лейбористской партии и министром в правительстве. В 1925 году он вернулся в Англию и стал членом Палаты лордов; его сын Эдвин занимал ответственные посты в британской администрации Палестины; его внук Давид Сэмюэль был профессором института Х. Вейцмана в Реховоте, имел право заседать в британской Палате лордов.
***
Альберт Эйнштейн, из высказываний:
'Главное назначение сионистской деятельности - в упрочении достоинства и самоуважения евреев рассеяния. Меня всегда коробили недостойные стремления и потуги к ассимиляции, которые я замечал у многих своих друзей...'
'Если мы, евреи, можем чему-либо научиться на опыте этих мрачных лет, так это тому, что судьба связала нас вместе, - а этот факт мы так легко забываем во времена покоя и безопасности... Мы привыкли подчеркивать различия, разделяющие евреев разных стран, и часто забываем, что ненависть и несправедливое отношение к евреям в любой точке земного шара касаются каждого из нас'.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
В конце девятнадцатого века Герман Шапира предложил создать национальный фонд для приобретения земель в Эрец Исраэль. Его предложение приняли на сионистском конгрессе в 1901 году: так появился Керен каемет ле-Исраэль - Еврейский национальный фонд, общая касса евреев всего мира для приобретения и освоения земель в Эрец Исраэль. Фонд выпускал на продажу особые марки, устанавливал в домах и синагогах копилки для сбора денег, учредил 'Золотую книгу', куда вписывали тех, кто жертвовал крупные суммы.
'С детских лет помню, - вспоминала Г. Меир, - синюю жестяную копилку, что стояла у нас в гостиной рядом с субботними свечами, в которую не только мы, но и наши гости еженедельно опускали монеты; такая синяя копилка имелась в каждом еврейском доме, где мы бывали'. Опуская в копилку свои деньги, жители городов и местечек понимали, что, скорее всего, никогда не побывают в Эрец Исраэль, - землю выкупали для будущих поколений, она становилась собственностью всего еврейского народа.
Летом 1920 года Еврейский национальный фонд приобрел у арабской семьи Сурсук 50 000 дунамов земли в Изреэльской долине. В древности эта долина была очень плодородной; наши предки собирали там прекрасные урожаи, но к двадцатому веку многие ее земли превратились в заболоченные пространства, на которых практически никто не жил. В 1921 году у подножия горы Гильбоа появились первые палатки поселенцев: так началось заселение Изреэльской долины, и Гдуд га-авода создал там два кибуца - Эйн- Харод и Тель-Йосеф (на сегодняшней карте страны их нетрудно обнаружить между Афулой и Бейт- Шеаном). А вскоре неподалеку от них были основаны кибуцы Гева, Хефци-Ба, Гиннегар и Бейт-Альфа.
В Эйн-Хароде жил и работал будущий поэт А. Шлёнский: 'То были дни, когда началось заселение долины Изреэль. Овеянные романтикой пейзажи Библии. никак не сочетались с неприглядным видом лысых гор и колючих кустарников. Только радость молодости и созидания спасала нас от кричащего противоречия между мечтой и действительностью, отыскивала в них некое подобие. Ярче всего это проявлялось в неистовой пляске 'хора' в стиле того времени: 'мы не хотим спать, хотим сходить с ума'. Прошлое решительно отвергалось в страстном желании всё изменить'.
Первые поселенцы жили впроголодь посреди болот, которые предстояло осушить; их бараки протекали во время дождей, они заболевали малярией, однако рассказы, а порой и легенды о заселении Изреэльской долины увлекали молодежь в странах Европы, и новые группы отправлялись в путь. В 1921 году на вершине холма поставили несколько палаток, в каждой из которых поселились по три-четыре человека. Палатки переворачивало ветром, заливало зимними дождями - так возник мошав Нахалаль, поселение нового типа на основе частного и кооперативного сотрудничества. Сначала его жители соорудили хлев, а уж затем начали строить жилые помещения, используя доски от старых казарм британской армии; вслед за Нахалалем в тех же краях появился мошав Кфар-Иехезкель.
В 1920-1922 годах возникали поселения и в других местах. Репатрианты из Украины основали кибуц Кирьят-Анавим неподалеку от Иерусалима; севернее Хадеры появился кибуц Ган-Шмуэль, возле Хайфы - кибуц Ягур, а рядом с Дганией, 'матерью кибуцов' на южной оконечности озера Кинерет, возникла еще одна Дгания: с тех пор их стали называть Дгания-Алеф и Дгания-Бет, то есть Дгания Первая и Дгания Вторая.
Первому ребенку, родившемуся в Дгании-Бет, дали имя Шломит: это была дочь Йосефа Фрумкина, одного из основателей кибуца. Сохранился его дневник на русском языке, в котором есть такие слова: 'Родина пустынна и голодна, сожжена жарким солнцем; лихорадка и трахома, и прочее, прочее. Она зовет пионеров, которые должны подготовиться ко многим лишениям, чтобы устоять и приготовить нашу родину для массового переселения бездомных и страждущих. Устоять! Главное - устоять.'
В 1922 году возникло поселение Бен-Шемен восточнее Ришон ле-Циона; через два года польские хасиды основали Кфар-Хасидим юго-восточнее Хайфы и Бней-Брак возле Тель-Авива; еще через два года появился кибуц Мишмар га-Эмек в Изреэльской долине.
Анна Шохат, дочь Мани и Исраэля Шохат, основателей организации Га-Шомер, вспоминала 1920-е годы: 'Это было время всеобщей бедности. Еды постоянно не хватало. Мама была казначеем Рабочего батальона; ей постоянно приходилось брать взаймы в одном банке и нести в другой, чтобы погасить прежнюю задолженность. При помощи этого нехитрого приема она сумела без всякого основного капитала прокормить Кфар-Гилади, Рамат-Рахель, Тель-Йосеф, а возможно, и Тель-Хай.
Как и все кибуцные дети, мы жили в общежитии, которое занимало в Кфар-Гилади два барака. В каждой комнате стояли по две кровати, и спать приходилось по несколько человек в одной постели, 'валетом'. Перед сном вытаскивали друг у друга колючки из подошв, так как всё время ходили босиком, в дождь и снег. Потом стало полегче: спали в кровати уже по двое.
Не только взрослые - дети тоже немало трудились, и что такое каникулы, мы не знали. Еще в пятилетнем возрасте мой рабочий день начинался до рассвета. Работа и учеба, учеба и работа - и так всё время. В четыре часа утра мы выходили доить коз, в десять часов - вторая дойка, а в промежутке пасли скот. Летом мы вставали в три часа утра и обламывали созревшие початки кукурузы; в поле работали, конечно, босиком, потому что башмаков ни у кого не было. Пасли гусей и телят - это тоже поручали нам, а дети постарше уже выходили на пахоту и жатву.
Каждого из нас воспитывали в безусловной вере, что труд - это высшая ценность. И еще одна высшая ценность: не предавать товарища, не доносить. Каждый точно знал: если его схватят и начнут бить, выпытывая, где хранится оружие, - надо молчать, как бы ни было больно. Помню, как я представляла себе: вот меня хватают, меня пытают, но я не раскрываю рта.
Бывало, мы целыми ночами сидели на складе и наждачной бумагой очищали пули от ржавчины. Начистим до блеска, сложим кучками и рассуждаем, как будем себя вести, если попадемся. В одиннадцатилетнем возрасте начали изучать оружие; маузеры и парабеллумы мы могли разбирать и собирать с завязанными глазами. Это были, конечно, секретные занятия, которые проходили на сеновале.
Было еще одно потайное место, название которого мы даже не решались выговорить вслух. Верность
