Прогресс

Пол Андерсон Прогресс

Вон они. Бычье мычание Кеануа еле слышно донеслось с наблюдательного поста на мачте, почти полностью утопая в скрипе перекладин и хлопанье парусов. Он мог сказать это и попросту спустившись, но лучше оставлять такой прием для настоящих чрезвычайных происшествий. Иначе об этом каким-нибудь образом могут пронюхать брахмарды.

Если только они уже не знают, подумалось Рану.

Для предстоящих событий день был слишком ясным. Мимо прокатывались крупные складки волн. Вода на их гребнях играла сотнями оттенков: от голубизны неба над головой до царственной полуночной синевы; впадины между волнами отливали то янтарем, то изумрудом. Сверху причудливо пузырилась пена. Вдали все это сливалось в единое великолепие неутомимого движения, купающееся в солнечном свете и простирающееся до горизонта. Волны бились и расплющивались, кидались на корпус корабля, где-то у Рану под ногами, отчего он чувствовал, как у него играют мышцы голени и бедер. Воздух был нежный, но в нем ощущались порыв и обильный привкус соли.

Хотелось бы Рану раствориться в этих мгновениях. Еще несколько минут ничего не должно произойти. Ему надо думать только о солнечных лучах, согревающих кожу, ветре, который ерошит ему волосы, голубых тенях на том облаке, поражающем своей белизной, лениво плывущем высоко в небе, где нет таких стремительных потоков воздуха. Когда прибудут бенегальцы, он вполне может погибнуть. Кеануа чувствовал себя уверенно, он не беспокоился, пока не настало время. Правда, Кеануа родом с Таити. Рану родился и вырос в Нв'Зеланнии: его маврайские гены слишком перемешались с раздражительными инглисскими. Эта примесь отразилась и на его облике: высокое и стройное тело, узкое лицо, нос клювом, каштановые волосы и редкостно голубые глаза.

Достав бинокль, он стал рассматривать воздушный корабль. Из задумчивости его вывело легкое прикосновение к плечу. Отпустив бинокль, он криво улыбнулся Ализабете Канукауаи.

— Все еще слишком далеко, ничего не разглядишь, — пояснил он. — Мешают стеньги. Но лезть наверх не стоит, ты не успеешь забраться до половины вантов, как они уже будут у нас над головами.

Вахиня кивнула. Она была небольшого роста, толстовата, но благодаря юному возрасту ее фигурка выглядела совсем неплохо в коротеньком пэп-пэп. Ее иссиня-черные кудри, обрезанные по мужскому фасону коротко, чуть ниже ушей, украшал цветок гибискуса из корабельного сада. В море не отрастишь длинных кос, пусть даже на борту такого широкого тримарана, как этот. На некоторых кораблях у женщин не было других обязанностей, кроме ведения хозяйства. Но Ализабета была кибернетиком. Ассоциация корабельщиков Лоханнасо, к которой и она, и Рану принадлежали по крови, предпочитала иметь минимальный состав команд, так что всем приходилось совмещать специальности.

Это была одна из причин, по которой для сегодняшнего задания выбрали Аоранги. Техническое образование Ализабеты было невозможно скрыть от брахмардов. Глаза, наторевшие в подозрительности, заметили бы массу мелких признаков ее профессии во всем ее поведении, на котором отложились годы, проведенные в занятия математической логикой, физикой и теорией машин и механизмов… Но это было вполне естественно для девушки, принадлежащей к Лоханнасо.

Более того, если дело не выгорит, будут принесены в жертву лишь три жизни. На некоторых торговых судах было целых десять канак-моряков и по три вахини на борту.

— Я, пожалуй, вернусь к радио, — сказала Ализабета, — Они, может быть, захотят выйти на связь.

— Сомневаюсь, — заметил Рану, — если они не собираются попросту атаковать нас сверху, то спустятся. Когда мы с ними разговаривали раньше, они так и сказали. Но тебе действительно лучше постоять там.

Он проводил ее взглядом, в котором читалось явное удовольствие. Обычно в культурах людей Моря деловые женщины считались противоестественными, это были особы дамского пола, для которых собственные дом и дети становились случайным эпизодом в жизни — и то, если они решали их завести. Но Ализабета прекрасно готовила, с ней было весело, а ночью под луной с ней было не хуже, чем с семнадцатилетней девчонкой, подписавшей контракт, чтобы посмотреть мир, пока не обзавелась семьей. И кроме того, с ней было ужасно интересно поговорить. Она проявляла такую тонкость в интерпретации шаткой этнополитической ситуации, что можно было подумать, будто она специализируется на психодинамике.

Любопытно, не в первый раз пришло в голову Рану. Брак, может быть, удался бы. Почти неслыханно, чтобы моряк, даже шкипер, держал при себе постоянную женщину. И дети… Все же такое бывало, и не раз.

Она скрылась за резной перегородкой радиорубки, на потолке, обработанном составом от паразитов, ветвилась и благоухала буганвилья. Рану резко переключил мысли на то, что происходило вокруг.

— Если мы выберемся из этой переделки живыми, у меня еще будет время обдумать личные планы.

Показался дирижабль. Акулообразный воздушный шар в длину не менее ста метров, плавники управления растопырились, как крылья сказочной птицы рук. К шуму ветра прибавился тихий гул пропеллера. На боках были нарисованы символы, бог Шива, золотой символ брахмардской сиентократии: разрушение и возрождение.

Возрождение или… Вот это-то мы и узнаем.

Аоранги шла по ветру, но не очень быстро, ее паруса и крылья были развернуты под фантастическими углами. Дирижабль легко ее нагнал и стал сбавлять высоту, пока не снизился почти до уровня палубы. Метрах с двадцати Рану увидел головы в чалмах и туники со стоячими воротниками, людей заполнивших смотровую веранду правого борта. Кеануа, спустившийся со своего наблюдательного поста на мачте, поспешил на левый борт и уселся подле одной из тумб. Он стянул с себя рубаху, — даже таитянину требуется защита от тропического солнца, нещадно палящего на высоте, где уже нет тени от парусов, и помахал ей, чтобы привлечь внимание. Рану заметил, как человек на дирижабле кивнул и стал отдавать распоряжения.

Кеануа заработал аварийным рулем. Раздался гулкий стук. Катапульта на носу дирижабля выпустила гарпунный крюк. Стрелок оказался первоклассным: первый же крюк намертво вонзился в грузовую стропу. Крюк крепился на две лесы. Кеануа, толстяк с густыми татуировками на плоской жизнерадостной физиономии, втащил крюк на борт и закрепил один его конец. Второй он привязал к соседней тумбе. При помощи катапульты, бьющей по воздушной цели, он повторил это действие в обратном направлении. Итак, два судна были соединены.

В какой-то момент бенегальский пилот проявил неосторожность, дав канатам натянуться. Аоранги накренилась, и ее поволокло. В вышине прогремели паруса. Рану содрогнулся при мысли о напряжении на мачты и реи. Корабельный лес не был особенно дешев, несмотря на то, что рациональное лесоводство практиковалось уже несколько веков. (В его мыслях мгновенно возник образ такого леса — шелест листвы, солнечные блики на ветвях деревьев, опушка, с которой неожиданно открывался чудесный вид на овечьи пастбища и белеющий водопад: окрестности отцовского дома). Пилоту воздушного судна было куда труднее проникнуться подобными чувствами, тем не менее он поспешно выправил положение.

Когда конфигурация была окончательно сбалансирована и бенегальский дирижабль оказался над Аоранги на высоте в несколько метров, по канату стало спускаться с полдюжины мужчин. Первый съехал на специальном сиденье, остальные просто соскользнули, зацепившись за канат изгибом руки и ноги. Каждый в свободной руке держал оружие.

Рану через палубу пошел им навстречу. Их начальник с достоинством поднялся со своего кресла. Он был невысокого роста, но держался прямо, как ружейный ствол. Штаны, туника, чалма сверкали под лучами солнца белизной. Лицо у него было заостренное, с плотно сжатыми губами, прятавшимися в седой бороде.