тайне. Они знали, что мы будем оказывать давление, препятствуя осуществлению проекта.
— Да. Дхананда всегда говорил, что в вас говорит ревность. Что вы боитесь утратить положение мировой сверхдержавы.
— Ну, откровенно говоря, отчасти это верно. В целом, нам нравится, как развивается ситуация. Мы не боялись, что бенегальцам придет в голову встать на путь мировых завоеваний. Но, располагая атомной энергией, они могли начать производить военные материалы в таких количествах, которые обеспечили бы им непобедимость: взрывчатые вещества, моторный транспорт, реактивные самолеты и ядерное оружие. А если бы они поставили нас перед свершившимся фактом, мы не смогли бы влиять на дальнейший ход событий. Бенегальцы стали бы лидерами. Они оставляли бы наши протесты без внимания, а в итоге, нас никто бы не стал слушать. Мы могли бы вернуть себе лидирующее положение, только пойдя тем же путем. А Судная Война показала, чем заканчивается такая гонка!
— М-м-м, да!
— Даже если бы мы не стали заниматься возможностями атомного ядра, этим занялись бы другие. Вы понимаете, именно поэтому брахмарды никогда не ставили мир в известность о своих действиях. Они не хуже нас видели, что кто-нибудь захочет повторить их путь.
Но была важная и тонкая причина, по которой именно бенегальцев нельзя было допускать до господствующего положения в мире. Брахмарды в душе миссионеры. Они считают, что вся планета должна быть обращена, чтобы исповедовать их индустриально-урбанистические идеалы. А мы уверены, и за нами стоят серьезные психодинамические исследования, мы верим, что многие различные культуры, которые изолированно выросли в темный период после Судной Войны, должны продолжить идти по пути своей эволюции. Подумайте, Лорн. Наиболее блестящими в истории бывали эры, в которые относительно дружественные контакты устанавливались между далекими по культуре народами. Когда Египет встретился с Критом в Восемнадцатой династии, финикийцы, персы, греки — в классические времена; Ниппон и Сина — в период Нара; Византия, Азия и Европа пересеклись, порождая Ренессанс! И конечно, наша эра, в которую мы живем!
— О, конечно, подход брахмардов открывает широкие возможности. Мы не хотим подавлять их. Но мы и не хотим подминать мир под себя. Но если бы ваш проект удался, появились бы беспредельная энергия и высокая производительность труда, обширное и стремительное движение в транспорте, огромное потребление ресурсов, демографический взрыв — тогда машинная культура вновь поглотила бы всю человеческую расу. Как это было до Судной Войны. Это произошло не из-за того, что они хотели бы всех покорить, но вызвали бы у других народов желание подражать.
Запыхавшись, Ализабета потянулась к своему бокалу.
Лорн потер подбородок.
— М-м-может быть, — сказал он. — Если индустриализм способен лучше кормить и одевать людей, не стоит ли уступить ему место?
— А кто сказал, что он на это способен? — возразила Ализабета, — Он может одевать и кормить больше людей, это правда. Но это вовсе не значит лучше. А разве простое количество является мерилом качества, Лорн? Вам разве не хочется, чтобы в мире остались такие уголки, куда можно было бы поехать, чтобы побыть в одиночестве?
И опять же, допустим, индустриализм начал распространяться. Подумайте о переходном периоде. Я уже как-то говорила вам об ужасах, известных истории, о том, как древние коммунисты взялись переделывать свои страны по западному образцу в короткий срок. Это же случится снова. Это не обязательно будут делать брахмарды. Они — хорошие люди. Но какие-нибудь другие лидеры, в других местах — полуварвары, по-детски жаждущие власти и престижа, которые в нетерпении вдребезги разобьют свои национальные культуры. Такие лидеры обязательно появятся.
Конечно, нехорошо, что люди живут в бедности и голодают. Но эту проблему можно разрешить по- разному. Каждая цивилизация может найти собственный выход. На островах мы добиваемся процветания, осваивая моря и ограничивая прирост населения. Вы у себя в Мерике занимаетесь сельским хозяйством в пустынных местах и ведете международную торговлю. На Оккайдо для этого культивируется умеренный образ жизни. Сбиряки добились удивительных успехов в одомашнивании и разведении оленей. И так далее. А сколькому мы учимся друг у друга!
— Даже у бенегальцев, — сухо заметил Лорн.
— Да, — кивнула она вполне серьезно. — Особенно технологии машин. Хотя… пусть они поступают, как им нравится, но на островах им никто не завидует. Я совершенно уверена, что их способ, старый, не является самым лучшим. Человек рожден не для него. Если индустриализм был так благоприятен для человечества, зачем же оно совершило самоубийство?
— По-моему, это еще одна причина. Страх перед ядерной войной, — заметил Лорн.
Она покачала головой.
— Мы не боимся. Мы и сами могли бы разработать технологию и не давать никому и близко подступиться к ней. Но мы не желаем столь жесткого контроля над миром. Мы считаем, что вмешательство мавраев должно быть сведено к абсолютному минимуму.
— Однако, — резко перебил он, — вы все-таки вмешиваетесь.
— Правильно, — согласилась она. — Это еще один урок, извлеченный нами из истории. Древние спаслись бы, если бы им достало мужества проявлять достаточную жесткость — действовать, пока события не нарастали снежным комом, если бы демократии подавляли любую диктатуру еще в зародыше, или если бы они просто навязали миру свой идеал, пока были в силах… Вот, — Она опустила глаза. — Мне жаль, что люди пострадали в тот день, на Аннаманах, но я не жалею о конечном результате. Видите ли, я всегда собиралась завести детей.
Лорн пошевелился. Его сигара потухла. Он вновь зажег ее. И первая затяжка оказалась, как он и ожидал, слишком едкой. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь жалюзи на окнах, ложился пятнами на деревянный пол, на ковер из батика, привезенный с Сматры, и статуэтку странно волнующей красоты африканского происхождения.
— Ну вот. Я сказал вам, что не держу больше зла. По-моему, вы не собираетесь вечно препятствовать развитию атомной энергии.
— О, конечно. Когда-нибудь, несмотря на все наши усилия, Земля станет однородной и скучной. Тогда вновь настанет время обратиться к звездам.
— Да, я слышал это мнение от многих ваших ученых. Что касается меня, то, с философской точки зрения, мне не нравится ваше отношение. Я, конечно, уступаю ему. Не могу же я рассчитывать на то, что всякое мое желание окажется исполненным. Но работа над этим проектом принесла мне большое удовольствие. Черт побери, Ализабета, я считаю, что вы не правы. Если ваше общество не в состоянии удерживать что-то огромное и новое, как укрощенный атом, клянусь Октаи, вы доказали, что это общество не стоит того, чтобы его сохранять.
Он вдруг пожалел о своих словах и принялся извиняться. Я, мол, не хотел вас обидеть, просто высказал другое мнение… Но она не дала ему договорить. Она, подняв голову, встретилась с ним глазами и по-кошачьи улыбнулась:
— Наше общество не в силах справиться с чем-либо новым? — промурлыкала она, — Ах, мой дорогой Лорн, а что же мы по-твоему делали в тот день?
--
