суровые меры. Даже в сравнении с мерой наказания, определенной Радищеву («десятилетнее безысходное пребывание в Сибири»), прямо призывавшему к свержению самодержавия, жестокость, проявленная по отношению к Новикову («15 лет Шлиссельбургскои крепости для покаяния в своих злодеяниях») не находит объяснения. Это противоречие было замечено еще Пушкиным, который сказал: «Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Шешковского в темницу, где и находился до самой ее смерти, Радищев сослан был в Сибирь».
Из всех московских друзей Новикова только трое самых видных масонов испытали царскую немилость — И. В. Лопухин, И. П. Тургенев и Н. П. Трубецкой. И. П. Тургенев и Н. П. Трубецкой были высланы в свои поместья, а И. В. Лопухин, сумев до слез растрогать императрицу описанием горя своего больного и старого отца, был оставлен ею в Москве. Сентиментальность и жестокость одинаково были присущи этой женщине. Действительно ли масонов опасалась Екатерина? В чем истинная причина решения императрицы подвергнуть Новикова аресту и заключению в Шлиссельбургскую крепость?
В соответствии с указом Екатерины от 1 августа 1792 года Новиков официально обвинялся прежде всего как руководитель масонской ложи мартинистов, которая проводила «тайные сборища», где якобы выражалось повиновение ордену розенкрейцеров и подчинение герцогу Брауншвейгскому в нарушение законной власти, и вела переписку с немецкими масонами во время «недоброхотства» Пруссии к России, чем нарушала верноподданническую присягу. Кроме того, Новикову вменялось в вину, что он издавал и продавал «непозволяемыя, развращенныя и противныя закону православному книги». Последнее обвинение прямо было направлено против просветительской деятельности писателя. В своих показаниях Новиков полностью опроверг
Давняя неприязнь Екатерины к московским масонам в какой-то степени могла быть объяснена тем, что она видела в них угрозу своей власти, особенно в их связях с Павлом, но, как известно, русские масоны никогда не ставили своей целью свержение существующего правительства. «Будь верен правительству и повинуйся законам» — одна из первых заповедей масонского катехизиса. Милостивое отношение Екатерины к московским масонам свидетельствует, что истинная вина Новикова заключалась не в его принадлежности к масонам, а в его общественной и просветительской деятельности. Многие дореволюционные исследователи жизни и творчества Новикова — М. Н. Лонгинов, В. А. Боголюбов, С. Г. Усова — придерживались единого мнения: Новиков был осужден за свою общественную деятельность. Его активная гражданская позиция в деле помощи голодающим крестьянам была непонятна и неприятна Екатерине, так же как и вся его издательская и просветительская деятельность, независимая от ее осуждения или одобрения.
Императрица умела ценить ум и талант, понимала и могла простить человеческие слабости и ошибки. Вспомним ее отношение к Г. Р. Державину. Великий поэт был и вельможей, и царедворцем. Новиков же, не занимая места на лестнице дворянской иерархии, поставил себя вне пределов императорских гнева и милости. И это в России, где традиционно существовало непререкаемо всесильное самодержавие и где законы всегда были нужны только затем, чтобы освящать «государеву волю». Не исключается в отношении Екатерины к Новикову и мотив глубокой личной неприязни, которую она питала к нему еще с далеких времен, когда на страницах «Трутня» Николай Иванович вел язвительную и остроумную полемику против «Всякой всячины». Императрица боялась и ненавидела Новикова и расправилась с ним не только как с неугодным ей просветителем и писателем, но и как с человеком, который осмелился сохранить внутреннюю свободу духа.
Многолетнее нравственное противостояние высокоинтеллектуальной, гуманной личности и самодержавной власти закончилось полной победой последней.
На четыре года Авдотьино осиротело. Период его расцвета закончился. Теперь ему предстояли долгие годы постепенного запустения.
АВДОТЬИНСКИЙ ЗАТВОРНИК
Трудны были переходы его жизни, но он всегда оставался самим собой.
С. Н. Глинка. Записки
Екатерина II умерла 6 ноября 1796 года. На следующий день новый российский император Павел I подписал указ об освобождении политических узников. Первым в списке получивших свободу стояло имя Николая Ивановича Новикова.
19 ноября 1796 года обитатели Авдотьина увидели приближавшуюся к имению почтовую кибитку. Новиков вернулся в разоренное Авдотьино. В «рваном тулупе, дряхлый, старый и согбенный человек» — таким увидели его дети, родные и друзья. Его друг доктор выглядел намного бодрее. Трое детей Николая Ивановича, его брат, друг Семен Иванович Гамалея, Мария Ильинична Шварц с детьми — все окружили прибывших. Крестьяне также выражали свою радость.
Всем им пришлось пережить тяжелые годы. 17 декабря 1792 года в имении была произведена опись, а 25 ноября 1795 года был оглашен новый указ Екатерины о продаже новиковского имения с публичных торгов, которые, правда, удалось отсрочить.
Поначалу появление хозяина вселило надежду, но Николай Иванович едва успел осмотреться и отдохнуть с дороги, как в Авдотьино примчалась фельдъегерская тройка: новый император требовал бывшего узника к себе. Новиков отправился в последнее длительное путешествие из Авдотьина в Петербург. О чем думал он в течение нескольких дней переезда?
Первые недели царствования Павла I во многих вселили надежды на либеральные перемены. Царь отменил назначенный Екатериной II рекрутский набор, заявил, что не будет вести завоевательные войны, разрешил всем подданным письменно обращаться лично к нему, освободил политических заключенных.
Восхищенный Павлом, Карамзин написал: «Началом ты пленил сердца». Однако восторги быстро иссякли. Вместо мудрого правителя на российском троне оказался человек, склонный к деспотической форме правления. Его нетерпеливой требовательности безусловного повиновения была неприятна спокойная, полная внутреннего достоинства манера Новикова. Павлу не понравилось, что Новиков не поспешил выразить ему благодарность за освобождение. Да и продолжалось это странное свидание недолго. Дав туманное обещание помогать ему, царь отпустил Новикова и забыл о нем навсегда. Интересно отметить, что в памяти авдотьинских крестьян долго хранилось воспоминание об этой встрече. И в 1894 году крестьяне рассказывали Ярцеву наряду с другими легендами и легенду о том, что якобы Новиков во время свидания с Павлом предсказал царю скорую смерть.
Союз верховной власти и просвещения не получился и на этот раз. Но свидание явилось причиной появления слухов о возможном возвращении Новикова к активной общественной деятельности. В письме брату 17 декабря 1796 года Карамзин писал: «Государь хочет царствовать правдою и милосердием и обещает подданным своим благополучие; намерен удаляться от войны и соблюдать нейтралитет в рассуждениях воюющих держав. Трубецкие, И. В. Лопухин, Новиков награждены за претерпение; первые пожалованы сенаторами, Лопухин сделан секретарем при императоре, а Новиков, как слышно, будет университетским директором. Вероятно, И. П. Тургенев будет также предметом государевой милости, когда приедет в Петербург». В этом письме все верно, кроме предположения о дальнейшей судьбе Новикова. Новиков не станет университетским директором, не будет продолжать свою просветительскую и общественную деятельность, не будет жить в Москве. А вот его бывшие друзья и единомышленники — братья Трубецкие, И. П. Тургенев, И. В. Лопухин — очень скоро вновь примут деятельное участие в общественной жизни. Дом И. П. Тургенева (Тургенева, в чью честь когда-то звучали стихи и песни на берегу Северки) в Петроверигском переулке (д. № 4) станет одним из культурных центров Москвы, где будут собираться умнейшие и образованнейшие писатели.
Неизвестно, встречался ли Новиков с друзьями в тот период. Ведь начиная с 1796 года он почти безвыездно жил в Авдотьине. Всего три раза — весной 1805-го, в 1806 и 1808 годах по делам имения он на короткие сроки приезжал в Москву, и очень маловероятно, что бывшие единомышленники посещали его в
