По распоряжению паши конвойные, сопровождавшие Мехмет-бея в Константинополь, оказывали ему всевозможное уважение. С первого дня дороги Мехмет-бей сделался почти предводителем этого небольшого отряда. Спутники его, непривычные к походам по такой, почти непроходимой местности, как в Курдистане, уступили ему заботу отыскивать кратчайший путь и удобнейшую дорогу. Заметив доверие конвойных, бей воспользовался этим обстоятельством и повел их к горе, известной ему так же хорошо, как и всем курдам.
Чтобы описать эту местность, мне стоит только разбудить мои собственные воспоминания. Место моего жительства в Малой Азии было недалеко от этой горы, и я часто ходила туда: то когда она заселялась целыми племенами пастухов, то в такое время, когда ни один человек не нарушал ее безмолвного уединения. Как не похожи горы Малой Азии на горы Европы! В наших Альпах нет той таинственности, которая составляет главный характер гор Малой Азии. Подойдите к Сплюгену, и взор ваш разом обнимет всю громаду, от подошвы до самой вершины. Взбираясь на эту гору, вы не встретите ничего, что поразило бы ваше внимание, разве только что предметы растут по мере приближения и уменьшаются с отдалением. Горы Малой Азии, напротив того, усеяны теснинами, скалами, обрывами, местами неприступными, где таятся их лучшие красоты. Чтобы отыскать живописные виды с этой горы, надобно поселиться в тех местах, раскинуть свои палатки во время жаров на одной из возвышенностей, перебраться туда с своими слугами, бродить по скатам горы, часто возобновлять свои прогулки и отважнее искать очаровательные картины природы, заслоненные иногда грозными утесами.
Гора Багендур, к которой князь Мехмет повел своих спутников, богата живописными местами. Я провела на ней однажды целую ночь, под кровом неба, в совершенном одиночестве, кода люди с моими палатками замешкались в дороге. С рассветом предо мной открылось великолепное зрелище. Старые, огромные сосны, венцом окружали площадку, на которой я расположилась. Под моими ногами, с одной стороны, зеленел лес молодых сосен, с другой — расстилались необозримые луга. Целый день провела я на этой горе, слушая рассказы моих проводников о сокровищах, скрытых в ущельях, о подземельях, вырытых там кочевыми ватагами туземцев, которые из этих притонов набегали на окрестности и грабили в соседних округах. Турки боялись проходить чрез эти леса. Смежные долины были безлюдны, как и сама гора бо? льшую часть года. Только изредка встречались там полуоседлые курды. Летом жили они в деревушках, зимой покидая их, угоняя стада свои в менее суровые места. Я посетила одну из этих деревушек во время ее опустения; она напомнила мне самые живописные селения Швейцарии. Дома красовались чистотой и порядком, так что любо было смотреть. Струя фонтана медленно стекала в каменный водоем и переливаясь чрез его края, пробиралась в небольшое озеро у въезда в деревню. Двери домов были растворены настежь, хлевы опустели, вокруг меня царствовало безмолвие смерти. «Куда девались жители деревни?» — спросила я моего урядника. — «Они еще на своих зимних пастбищах: но скоро возвратятся». В самом деле, чрез несколько дней, проходя опять по этой дороге, я нашла большую перемену: хлева наполнились, дома залюднели. Стада теснились ночью по загонам, а молодые красавицы с непокрытыми лицами толпились около водоема: одни мыли белье, другие поили скот. В пролеглых долинах тысячи палаток темного цвета отбивались на зелени лугов. Красивые козы, рослые бараны, статные и рьяные кони, живописными группами собирались под тень развесистых деревьев. Повсюду виднелось отрадное движение жизни. В горах Востока самая жизнь обитателей полна случайностей, как и природа их страны.
В ту пору года, когда Мехмет-бей вел сопровождавший его отряд к горе Багендур, в долинах, над которыми она господствует, не было ни палаток, ни жителей. Порта, как известно, запретила курдам угонять их стада на прежние пастбища. Мехмет мало, впрочем, заботился о том, что не мог надеяться на помощь своих товарищей. Он знал, что страна изобилует пещерами, которых скрытые входы и выходы были ему хорошо известны. Он задумал бежать; доверие к нему его спутников устраняло все затруднения. Только что вошли они в лес, о котором я упомянул выше, Мехмет взглянул значительно на Габибу; в этом взгляде выразились и его замысел, и доверие к успеху. Наступала ночь; шествие путников замедлялось мраком леса, жажда томила их, и офицер стал поговаривать о привале. Мехмет предложил провести их к месту, удобному для отдыха, где протекал ручей, хорошо ему известный. Офицер принял предложение, отряд углубился в чащу леса. Вскоре послышалось журчание ручья и подтвердило слова Мехмета. С этой минуты признательность стражей к своему пленнику, сделавшемуся их вожатым, не имела пределов. Мехмет сказал только слово, и спутники его устроили под указанным им деревом удобное ложе для Габибы из древесных ветвей; Мехмет поместиился на земле, возле этой импровизированной койки; неподалеку была привязана лошадь, на которой приехала юная подруга бея. Разместя своих пленников и приставив к бею двух часовых, офицер полагал, что исполнил все свои обязанности и не замедлил уснуть; солдаты вскоре последовали его примеру, не исключая и часовых, родом албанцев, и следовательно не слишком заботливых о сохранении военной дисциплины.
Мехмет, между тем, лежа на траве возле ложа Габибы, внимательно посматривал кругом. Когда он убедился, что стражи его все до одного заснули, он встал. Габиба еще не спала. «Это дерево, — сказал он ей, — полое внутри, ведет в подземелье. Я взлезу наверх по сучьям, расположенным ступенями, спущусь внутрь дерева, подыму опускную дверь и установлю лестницу. Ты последуешь за мной: но помни, если чрез минуту ты не будешь возле меня, я возвращусь и предам себя во власть солдат». — «Ступай и не теряй времени», — отвечала Габиба. Быстро взобрался бей к верхнему отверстию дерева и спустился в дупло. Между тем Габиба подползла к дереву, опираясь на руки, и по устроенным самой природой ступеням, вскоре добралась до дупла, в которое спустился Мехмет. Она находилась тогда на краю отверстия, рука ее, щупая за чтобы ухватиться, чтоб спуститься внутрь дерева, попала на веревку, укрепленную сверху и свешенную в дупло. «Ухватись за веревки и спускайся смело», — прошептал ей Мехмет. Она последовала совету и очутилась в объятиях бея. Медлить было нечего. Несмотря на принятия беглецами предосторожности, скрип сучьев разбудил солдат, и они уже обзывались друг с другом. Вход в подземелье был под ногами пленников, но прежде чем спуститься в него, Мехмет опять поднялся к верхнему отверстию и отвязал веревку, по которой они спускались, чтобы скрыть все следы своего бегства. Возвратясь к Габибе, бей более снес, чем свел свою подругу по шаткой лестнице, которой нижний конец стоял на дне пещеры.
Опустив за собой подъемную дверь, они очутились в совершенной темноте. По счастью бей знал все углубления избранного им убежища и скоро нашел кучу смолистого хвороста, заготовленного предусмотрительной заботливостью кочевых курдов. Он высек огня, зажег сухую ветвь и подвел дрожащую Габибу к одной из стен пещеры. Здесь он разобрал несколько камней, которыми была закладена потайная дверь, и ввел свою спутницу в покои, не уступающие удобством и убранством лучшим помышлениям его нагорного гарема. Тогда только прервал он молчание, которое хранил на пути.
«Мы спасены», — сказал он Габибе, прижимая ее к груди своей; но звук его голоса, раздавшийся под этими сводами, после столь продолжительного безмолвия, испугал бедную беглянку, как весть о близкой опасности. Быстрым движением наложила она свою маленькую ручку на уста бея, чтобы заставить его умолкнуть. Не отводя милой руки, Мехмет не переставал говорить, смеясь над тревогой своей подруги: «Мы здесь в безопасности, моя возлюбленная, — сказал он, — только предатель мог бы навести врагов на следы наши, а в племени курдов нет предателей. В течение нескольких веков ты первая из иноплеменных проникла в этот подземный приют».
Габиба не успокоилась, но умолкла. Мехмет, не замечая ее тревоги, приступил к домашнему устройству своего новоселья. Нельзя было развести огонь в пещере, не имевшей отдушины для дыма. Бей пытался заменить тепло камина, разостлав меха на диване этой странной гостиной. Потом он отправился в другое отделение подземелья за съестными припасами. Он положил перед Габибой один из употребляемых на Востоке хлебов, печеных без дрожжей, которые напоминают опресноки древних, и которые долгое время не окисают и не черствеют. Блюдо меда и кружка воды из родника пещеры дополнили ужин. Но Габиба, встревоженная и усталая, даже не притронулась к этой пище и, утомленная, забылась вскоре глубоким сном. Тогда Мехмет отправился осмотреть пещеру и удостоверясь, что они совершенно одни, лег на ковер при самом входе в комнату.
Между тем как Мехмет и его подруга наслаждались свободой и отдыхом, солдаты, разбуженные поднятой часовыми запоздалой тревогой, бродили по лесу, отыскивая следы бежавших пленников. Офицер грозил своей команде и сам приходил в отчаяние. Наконец пришлось покориться судьбе; бесполезно было гоняться за беглецами в лесу, в котором солдаты и сами могли заблудиться. Один из солдат был послан с печальной вестью к каймакану, отрядившему конвой бея. Каймакан невольно подскочил от удивления,
