баба, то есть, тьфу, наоборот? А Полиграф Полиграфович, эта гиена в сиропе? Им ничего не будет?
— «Джинсового» ищем, но боюсь тебя обнадеживать — вряд ли найдем. Ты его лицо описать можешь? Особые приметы? Вот видишь, не можешь. А костюмчик переодеть — плевое дело. Да и «Жигулей» красных в Москве — пруд пруди. Может, ты номерочек запомнила? Так скажи, не таи. Уже зацепочка.
— Не запомнила, — понурилась я.
— Прекрасно. То есть я хотел сказать — ничего хорошего. Стоимость духов тебе в Париже компенсировали. Здесь вроде бы сперли ручку — так ей цена полкопейки в базарный день. Ну и так далее. Понятно?
— Понятно. Интересная у вас работа.
— Главное, спокойная, — подтвердил Володя. — Дальше. Сам он тебя не похищал, исполнителей ни за что не выдаст. Ты же ни «Волгу», ни водителя не опознаешь, правда? У него, кстати, несколько иная версия твоего пребывания в Солнцеве: ты приехала туда на любовное свидание с ним. Разумеется, втайне от мужа. А когда мы ворвались, то заявила, что тебя похитили и удерживают насильно. Если бы он был кристально чист, он бы и нам впаял за незаконное проникновение в помещение. Но за ним что-то есть, поэтому он и не особенно возникает, ему важно поскорее вернуться в Париж. Хотя и катит сейчас в машине следом под охраной, но ночевать будет дома — за это я тебе ручаюсь. В лучшем для нас случае — внесет залог. В худшем — устроит сцену за «превышение полномочий».
— Значит, опять все начнется сначала? — испугалась я. — Прослушивание, слежка и вообще…
— Не начнется. Я и «крестнику» своему сказал, чтобы тебя в покое оставили, и еще кое-кому намекнул. Не бесплатно, конечно, пришлось пообещать кое-кому кое на что глаза закрыть. Но я хитрый, не увижу только то, что начальство уже велело проморгать. И овцы сыты, и волки целы…
— Наоборот, — машинально возразила я.
— Ты уверена? — иронически прищурился на меня Володя.
Честно говоря, полной уверенности у меня не было.
— А Ася? — задала я последний вопрос.
— А вот уж это — ее проблемы, не взыщи.
Через три дня, наполненные беготней по родному институту с обходным листом и прочими важными делами, а также безуспешными попытками связаться с Асей и выдать ей все, что накипело, я обнаружила лучшую подругу в своей собственной квартире. Прийти без звонка — это было так не похоже на Аську! Впрочем, она и выглядела паршиво, и держалась совсем не так, как обычно. Вместо уверенной в себе хладнокровной светской дамы я увидела нервную, замотанную тетку неопределенного возраста. Даже мой далекий от сантиментов супруг сжалился и не только впустил ее в квартиру, но и предложил чашку чая. Разговора у них, правда, не получалось, и в ожидании моего прихода оба сидели молча. Так что муж встретил меня с нескрываемым облегчением и тут же, придумав себе неотложное дело, смылся из дома.
У меня же жгучее желание выдать Аське по первое число растаяло почти без следа, когда я ее увидела. И без меня, видно, подруге несладко пришлось. А когда она заявила, что пришла попрощаться, скандалить и выяснять отношения окончательно расхотелось. Бить лежачего — не мой стиль.
— Я ушла от мужа, — сообщила Аська. — Насовсем. Уеду в Курск, к тетке, специалисты с английским языком везде нужны. И квартиру снимать не придется, есть где жить.
— Позволь, — оторопела я, — а почему ты не потребуешь размена квартиры здесь? Ты же имеешь право…
— Я уже ничего не имею. Ни мужа, ни денег, ни прав. Тебе Володя, наверное, рассказал про двести тысяч долларов? Ну вот, я их потеряла. В общем, глупо получилось. Муж, конечно, догадался, кто деньги взял: посторонних в доме не было, а если бы ограбили, то взяли бы не только это.
— И что?
— А то, что теперь я — нищая бомжиха. Подписала заявление о разводе без материальных и жилищных претензий. Отдала ему все, что у меня было на моего прекрасного друга, сказал, что ему это зачем-то нужно. Продала драгоценности и шубы, чтобы компенсировать мужу «материальный ущерб». В Москве мне больше делать нечего. За границей — тем более. Дернуло же меня влезть в бизнес! Разводиться все равно бы пришлось, но я бы хоть квартиру сохранила и кое-какие деньги.
Чем я могла ее утешить? Предложить пока пожить у меня? Исключено, тогда разводиться придется и мне за компанию. Одолжить денег? Их пока тоже нет и когда еще будут. Попросить Анри устроить Асю в какой-нибудь филиал фирмы? Если бы он хотел, сам бы давно ей это предложил. Нечем мне было утешить подругу, и от этого я, как всегда, почувствовала себя виноватой. Мысль о том, что в результате Аськиных махинаций я вполне могла остаться инвалидом или вообще приказала бы долго жить, отступила куда-то в подсознание. В конце концов я-то оказалась в выигрыше.
— Печально, — лицемерно сказала я. — Столько хлопот, нервотрепки — и все напрасно. Кстати, ты знаешь о том, что меня пытались похитить? Даже не пытались, а в самом деле похитили.
— Тебя? — изумилась Ася. — Но ведь у тебя уже ничего не осталось из Парижа. Или ты мне не все передала? Оставила себе что-то важное?
Я начала потихоньку закипать.
— Как я могла что-то оставить себе, если понятия не имела ни о чем вообще? Да, пудреницу оставила. Но ведь ее мне подарили, а не тебе просили передать. Впрочем, если ты меня подозреваешь…
— Ни в чем я тебя не подозреваю, — устало отмахнулась Ася. — Ты мне пыталась помочь и ни в чем не виновата. Но ведь и поимела с этого кое-что. Париж посмотрела, интересную работу получишь, любовника-француза…
— Мы с Анри не любовники! — возмутилась я. Увы, опять лицемерно.
— Пока, может, и не любовники, так все только начинается. Так что обижаться на меня не стоит. И потом, дорогая, за все надо платить. Бесплатным бывает только сыр в мышеловке.
Ах вот как? Я, значит, должна еще ей в ножки поклониться за то, что жива осталась? Ну, Аська! Хотя в чем-то она была права…
— Ты прекрасно знаешь, что зацепила меня именно сыром в мышеловке. Чудо, что я из нее выбралась невредимой.
— Да, чудо. Понять не могу, вроде бы по всем расчетам в выигрыше должна была остаться я. В отличие от тебя разбираюсь в бизнесе, умею анализировать ситуацию, не теряю хладнокровия. И осталась на бобах. А ты, безалаберная, романтичная, нищая дура…
Мы обе забыли про то, что под столом лежит Элси. Нервы собаки тоже, по-видимому, были на пределе, так что без предупреждающего рычания она вцепилась Асе в щиколотку. И не формально, а от души.
Когда нога была промыта, продезинфицирована и перебинтована, Ася стала прощаться. Я ее не удерживала: все, что могло быть сказано, было сказано. А точку в разговоре поставили зубы Элси, которая рассчиталась за меня достаточно щедро.
Ася правильно заметила: за все надо платить.
