что мужчины, что женщины, худосочные и безгрудые. Все, кроме Паулы. У нее по этой части все было в порядке, это у нее наследственное – и она использовала груди как жировой резерв. Джейсон размышлял, останется ли от них хоть что-нибудь к концу гонки, после стресса и потери жидкости, и тут размалеванная длинноволосая женщина попросила у него огонька.
Она топталась здесь вместе с еще парой сотен зрителей – или лучше бы назвать их садистами, подумал он, – ожидая, пока эти психи начнут выделывать свои штучки.
– Спасибо, – выдохнула она, когда он наклонился к ней, чтобы та могла дотянуться до огонька его сигареты. Глаза у женщины были огромные и влажные, она не выглядела фанаткой и состояла не из одних костей. И губы у нее тоже были влажные, или ему это только казалось.
– Итак, – произнесла она низким грудным голосом – настоящий хриплый голос курильщика, – хотим стать свидетелями волнующего события?
Джейсон молча кивнул.
Наступило молчание. Они сосали свои сигареты. Позади них пролетела пара чаек и села копаться в песке в поисках чего-нибудь съедобного.
– Меня зовут Сандра, – представилась болельщица, но он почти не слышал, потому что в этот момент на него снизошло откровение: внезапно он понял, как искупить свою вину. Он оторвал глаза от стоящей перед ним женщины и поглядел через толпу на Паулу, на лице которой читалось явственно: «пленных не брать». «А чего она хочет больше всего? – спросил он себя, от возбуждения едва не произнеся эти слова вслух. – Что может обрадовать ее, развеселить, что позволит им радоваться и танцевать до рассвета и не поминать былое?»
Победа. Вот и все. Победить Зинни Бауэр. И хотя как раз в этот момент Паула бросила на него хмурый взгляд, он видел внутренним взором Зинни Бауэр, изумительную костлявую женщину, выходящую на финишную прямую, со слаженно работающими руками й ногами, и стакан зеленого лимонада, протянутый ей улыбающимся ассистентом в обычной форме – шапочка да футболка, – и Зинни Бауэр одним залпом выпивает его и бежит дальше и дальше, пока не налетает на преграду, которую он уже успел мысленно соорудить.
Паула натянула красную плавательную шапочку, надела очки и двинулась к берегу. Сердце у нее билось медленно и ровно, как у ящерицы. Она была полностью собрана, голова ясная, как еще никогда в жизни. Теперь значение имело только одно – оставить всех зазнаек, крикунов и мачо дышать пылью за спиной – и в том числе и Зинни Бауэр. В группе мужчин была пара профи, и насчет них у нее не было никаких иллюзий, но всем остальным она собиралась преподать серьезный урок, показав, что такое настоящая стойкость и воля. Если уж на то пошло, нужно использовать то, что произошло этой ночью между ней и Джейсоном – произошедшее заставляло ее злиться, размышляя о том, что она вообще в нем нашла. Он же не думает о ней. Джейсон вообще ни о ком не думает. Когда раздался выстрел стартового пистолета, она бросилась в воду вместе со всем стадом, но перед ее глазами все равно горело его извиняющееся лицо – изнасилование во время свидания – вот как это называется, – а на берег она вылезла прямо вслед за Зинни Бауэр, Джил Эйсен и Томми Роем, одним из мужчин-профи.
Очень хорошо. Просто прекрасно. Она уже на велосипеде, летит на полной скорости по широкому проспекту Кабрилло, движется в заданном ритме, без напряжения, как будто кровь сама устремляется в ее ноги и толкает велосипед вперед. Проехав всего полмили, она поняла, что сейчас обгонит Зинни Бауэр, догонит лидеров-мужчин и первой одолеет эту дистанцию. Иначе быть не могло, это чувство било ей в виски ровным пульсом сердца. Ее ногами двигала ярость – горькое, огнеопасное горючее. Глубоко, ровно дыша, она приникла к рулю и полетела. Если раньше, участвуя в состязаниях, она боролась за себя, то теперь все ее мысли были сосредоточены на Джейсоне, на том, чтобы показать ему, кто она такая и на что она способна. Ему не было извинения. Никакого. И она должна была выиграть сегодня, победить и Зинни Бауэр, и еще несколько сотен слабых, нетренированных, хвастливых спортсменов, чтобы принять награду и пройти мимо него, словно его не существует вовсе, потому что она не из слабых, вовсе нет, и ему еще предстоит убедиться в этом раз и навсегда).
Прибежав обратно на берег, Джейсон чувствовал себя так, словно и сам участвовал в гонках. Он тяжело дышал – хоть и вправду бросай курить, – а голова после текилы болела так, что он всерьез подумывал, не заглянуть ли в бар и не сделать ли глоток-другой, даром что сейчас только половина девятого – час, когда там собираются все туристы, чтобы подкрепиться гренками, и придется толкаться и извиняться направо и налево. Пришлось заскочить к Дрейку и разбудить его, чтобы дал таблетку туинала – одно из многочисленных средств, которыми семидесятилетняя матушка Дрейка боролась с мигренями. Туинал, нембутал, дальман, дарвопет – Джейсону было все равно что, лишь бы побольше. Он давно уже не принимал барбитуратов – пожалуй, уже лет десять не брал их в рот, – но хорошо помнил вызываемое ими ощущение теплого онемения, когда твои ноги начинают казаться стволами мощных деревьев, врастающими прямо в землю.
Солнце уже разогнало туман, и над морем сиял ясный день. Гонка началась в семь тридцать, а значит, у него еще есть время – первый мужчина пересечет финишную черту где-нибудь в три, а женщины станут появляться в три десять, три двенадцать, что-нибудь в этом роде. Ему оставалось теперь только проникнуть за оцепление, подобрать ничейную футболку и шапочку, добыть лимонада и встать у трассы, милях в двух от финиша. Конечно, был шанс, что после событий прошлой ночи женщина не примет чашу из его рук, но он решил пониже опустить козырек своей шапочки, закрыть глаза солнечными очками, а на лице изобразить искреннее рвение. Это же займет всего одну секунду. Из толпы высовывается рука, протягивающая ей запотевший стакан пузырящейся жидкости, ей даже не придется сбиваться с шага – о чем тут думать? Она выпьет, и тут-то ей и конец. А если она не примет стакан, он прыгнет в машину и предстанет перед ней милей позже.
Он присмотрел одного из охранников, стоящих возле трейлера, где располагался командный центр. Парень лет восемнадцати, с засаленными волосами, с одного уха свисает огромных размеров крест, лицо еще покрыто подростковыми прыщами. Точная копия тех парней, которым он продавал гидрокостюмы и подводные ружья «Beeswax», a может быть, это и был один из них. Джейсон напомнил себе, что следует быть осторожнее. Ведь он бизнесмен, один из столпов здешнего общества, и его легко могли узнать. Впрочем, что, если и узнают? Он ведь просто добропорядочный гражданин, старающийся как можно лучше выполнить свой гражданский долг; поддерживая туризм и все правильное, что есть в этом мире. Он поднырнул под веревку.
– Привет, братишка, – сказал он парню, протягивая ему Руку, и тот протянул в ответ свою. – Прошу прощения за опоздание. Джефф уже здесь?
Парень расплылся в придурковатой улыбке.
– Конечно. По-моему, он пошел на берег с Эверардо и Линдой выгуливать журналистов, но если хочешь, я могу уточнить…
Джефф. Всегда можно спокойно держать пари, что в такой толпе, где полно кошечек, спортсменов и фанов, обязательно сыщется хоть один Джефф. Джейсон пожал плечами.
– Не стоит, обойдусь. Кстати, где здесь наши футболки и шапочки?
И вот он уже в своей машине и наплевать на ту аварию, большой зеленый вощеный стакан зажат между ног, в него высыпана капсула туинала, и пора присматривать место для парковки. Он остановился в Монтерее возле рощицы сосен, похожей на небольшой город, и занялся лимонадом, размешивая в нем порошок указательным пальцем. Сколько туда нужно всыпать, чтобы ее ноги окоченели, и она притормозила, но не настолько, чтобы это вызвало ненужные подозрения? Две? Три? Совсем не нужно, чтобы спортсменка упала в обморок, или сыграла в ящик – он не хотел ей неприятностей, по крайней мере, таких. Ну, четыре – такое приятное круглое число, наверное, четырех хватит. Джейсон облизнул палец, чтобы проверить, не чувствуется ли привкус, но никакого особого привкуса не было. Осторожно отхлебнул. Ничего. Лимонад во все времена был дрянью, так что, кто заметит разницу?
Он нашел группу ассистентов в канареечных футболках и шапочках и расположился сотней ярдов выше по улице.
