слюной. Внезапно беспокойные руки потянулись к груди Севра.
— Доминика! — позвал он в пол-голоса. — Доминика… ну же! Еще чуть-чуть.
Тогда голова Доминики в счастливом вздохе откинулась на подушку. Ресницы дрогнули; из-под век засветился первый мутный, еще бессмысленный взгляд, взгляд любви, будто обращенный пока внутрь. Самый момент куснуть губы, увидеть, как они вспомнят, округляться, попытаются произнести: Жорж, и как это им не совсем удастся. И вдруг Доминика сразу овладела им, обняла изо всех сил, обвилась вокруг тела, так, что он чуть не задохнулся. Он засмеялся. Он попытался вздохнуть.
— Доминика… Мне больно, малыш.
— Который час? — спросила она.
Он встал, зажег свет, показал ей будильник.
— Полвосьмого? — спросила она.
Она вскочила, собирая со спинки стула свою одежду.
— Я опоздаю на автобус. Приготовь-ка побыстрее кофе.
Но он смотрел, как она одевается, как стремительной рукой застегивается лифчик, проскальзывает в облегающее платье. Вот так он будет смотреть на нее каждое утро, и каждое утро это будет такое же чудо, и каждое утро…
— Поторопись, Жорж. Скорей!
Ее голос звенел. Она натягивала чулки четко, быстро, так что у Севра появилось надежное чувство защищенности. Благодаря ей, он уже ощущал себя спасенным. Он приготовил кофе. Когда он внес в гостиную чашки, она уже была готова, подкрашена, одета, и составляла список вещей, которые необходимо купить.
— Какого размера туфли?
— Наверно 42.
— А рубашка?
— 38 или 39. Возьми 39.
Пока она писала, он расстегнул чемодан и вынул из одной пачки два билета. В этот момент он понял, что переступил черту, что они оба вступают в полосу вне закона. Стоя лицом к лицу, они глотали обжигающий кофе, а глаза говорили глазами, что все хорошо и они сделали правильный выбор.
— Я приеду одиннадцатичасовым автобусом. Вернусь до полудня… Вечером уедем в Нант, шестичасовым. Пока тут никого.
Она улыбнулась ему, уверенная в себе.
— Я тебя провожу до выхода, — сказал он. — Вспомни Мари-Лор.
Оба совершенно одинаково прислушались, — они на время позабыли, что поблизости кто-то скрывается. Она пожала плечами.
— Клошары еще спят, — решила она. — Только обещай, что не выйдешь из квартиры до моего возвращения. Иначе я не успокоюсь.
Они простились долгим поцелуем, потом Севр открыл дверь и снова закрыл ее за собой, в то время как Доминика входила в лифт. Они начали спускаться. Внезапно они почувствовали себя торжественно и немножко стесненно. Она снова стала странницей; она освободилась, а он… В холле они обнялись в последний раз.
— Не беспокойся, — сказала она. — Все будет хорошо.
Расстояние между ними мало-помалу увеличилось, Севр вышел на улицу, посмотрел ей вслед через всю площадь. Воздух был свеж; самые крупные звезды еще горели, а море шумело совсем тихо, как в спокойные дни. Уже подходя к городу, Доминика обернулась неосторожно помахала рукой, потом исчезла и Севр вернулся назад, ощущая комок в горле. Он почувствовал себя почти одиноким, и как никогда уязвимым. Он остановился при входе в сад, еще раз прислушался. Полная тишина. Верх высоких стен сверкал чистым блеском. За закрытыми окнами, внезапно оказавшимися неисчислимыми, были тайники, тайники. Где прячется этот человек? Может, в двух шагах… Испугавшись, Севр побежал к лифту; с облегчением закрыл за собой дверь квартиры. Осталось лишь убить несколько часов. Он вернулся в спальню, застелил постель, прибрал вещи. Несмотря на смерть Мари-Лор, он был глубоко счастлив; он усилием воли не разрешал себе насвистывать, не желал разговаривать с самим собой. В нем теперь было что-то переполняющее через край, изобилие образов, мыслей, потребность действовать, показать Доминике, на что он способен. Раз Мерибель знал людей, изготовляющих фальшивые документы, то и он сумеет с ними связаться. Запросто. У Доминики есть адреса, необходимые рекомендации. А потом они уедут в Италию. Все остальное устроится само собой. Они отправятся в какую-нибудь Латиноамериканскую страну, откуда их не смогут выслать. Этих стран не так уж мало. Потом… Проще всего пустить в дело этот огромный капитал, и понемножку выплатить… В странах-новостройках, где все еще предстоит создать, богатый, решительный, умеющий пользоваться деньгами человек не может не преуспеть. И потом, с ним будет Доминика! Любить, изобретать, творить; все это едино. Ему открылась еще одна истина… Примеряя к поступкам Мерибеля свои собственные, вот сейчас он постигнет, каким-то странным откровением все, что было силой, взлетом, успехом зятя… Даже это великолепное безразличие ко всему «что скажут», которое Мерибель афишировал с такой уверенностью, он внезапно стал ощущать. Когда в другом полушарии он станет кем-то, что обязательно случится, ему легко будет восстановить отношения со старыми верными друзьями; он объяснит им тайну своего исчезновения; может, даже сумеет вернуться во Францию… На этот счет он был не совсем уверен. Конечно, лучше отказаться от этого навсегда… Ради Доминики! Он все время к этому возвращался. В сущности, его родина, дом — это все Она. И снова задумывался об их ночи. И вновь начинал шагать по гостиной. Как все это странно, почти невероятно. Из-за того, что ему пришло в голову укрыться здесь, он развязал целую серию событий, где он поочередно, не желая того, выступал то свидетелем, то жертвой, то заинтересованным лицом. В один из вечеров он повел себя как игрок, и начал проигрывать и выигрывать; проигрывать и выигрывать. Может, стоит поставить на кон жизнь? Вместо того, чтобы глупо транжирить ее… Он открыл окно, потому что его начало одолевать нетерпение. Как только он увидит Доминику, он пойдет ей навстречу, чтобы избавить ее от неприятных случайностей. Впрочем, среди бела дня она почти ничем не рискует. Если б Мари-Лор приехала пораньше, она, возможно, не встретилась бы с тем человеком, что напал на нее, без сомнения, с целью ограбления. Новая мысль остановила Севра… Конечно же, с целью ограбления. У Мари-Лор в машине должен был быть еще один чемодан, полный белья и одежды. Однако, полиция об этом не сообщала. Значит, тот чемодан исчез. Именно это и подтверждает версию о клошаре. И кроме того, именно эта потеря означает еще большую удачу, поскольку исчезновение Мари-Лор намного упрощает исполнение его новых планов. Забавное совпадение! Севр посмотрел на часы. Теперь Доминика появится уже скоро. Он встал у окна. Впервые, начиная с… с какого времени?.. небо поголубело… нежной и будто счастливой голубизной, и крыши вдали чуть-чуть позолочены; дым поднимается прямо вверх. На солнце мечутся чайки. От луж идет пар. Кошмар окончился.
Воздух был так чист, шумы слышались так далеко, что Севр совершенно отчетливо услышал гудок автобуса. В такое время года пассажиров не должно быть много. Доминика сейчас появится… Внезапный толчок тоски стянул ему живот. А если она попала под наблюдение, арестована?.. Если он увидит жандармов? Ну нет! Для игрока у него не хватит апломба. А почему бы, собственно, он все время говорит «жандармы»? Слово из детства, слово взрослых, уважающих законы и традиции! Слово, которое следует стереть из памяти, как неблагозвучную подпись. А! Вот и она!..
Действительно, это она шла по широкой дороге от поселка. Она согнулась под тяжестью чемодана, и он будто снова увидел Мари-Лор. Тот же силуэт, та же походка… Все сначала. Только на этот раз он первым окажется внизу… Он бегом подскочил к двери, вынул ключ, попытался вставить его в скважину. Почему эта противная железка никак не входит? Его охватила паника. Он нажал изо всех сил. Одновременно толкая дверь. Он знал, что она закрыта на ключ, сам ведь закрыл, возвратясь, на два оборота. Но почему же она теперь не открывается?.. И вдруг он понял, что с той стороны в скважину вставлен другой ключ. Другой ключ, который вставили снаружи, и который мешает ему. Теперь он заметил его блестящий кончик. Необходимы были пассатижи, слесарные инструменты, чтобы пошевелить его, вытолкнуть, чтобы он выпал с другой стороны на пол. Он кинулся к окну.
— Доминика!
Она уже скрылась. Сейчас она вошла в холл. Вызывает лифт. Он почувствовал, как у него дрожат колени. В голове гудело. Он вернулся в прихожую, кончиками пальцев коснулся двери, будто ожидал, что
