попугаем разместил в салоне.
На Ближней смотрели кино и пили вино. Бабушка, которую оставили в полутёмной комнате, прислушивалась к шуму и разговорам. Говорили где-то совсем близко.
Наконец, голос Хозяина провозгласил:
— Идите все спать! — отпустил охрану! Потом, тихо:
— Заходи…
Бабушка вошла, вкатила аппарат.
— Начинай, пиши. Готов сейчас умереть — только бы не пропасть совсем… Перепишешь — и уезжай со мной. То есть, с птицей. Меня тут брось. Всё тебе готово — машина, деньги, квартира, работа. Даже муж. Тебе выпала миссия — сохранить МЕНЯ для потомков. Не подведи!
— Иосиф Виссарионович…
— Прекрати! Скажи, Эстер, а он — это буду я? Я буду продолжать жить?
— Можно попробовать один метод. Но если его применить, неминуема смерть ЭТОГО тела.
— Что за метод?
— Не копирование, а перенос. Можно обмен…
— Давай. Товарищ Сталин разрешает перенос.
Вошедшая через четыре часа охрана увидела товарища Сталина на полу, в луже мочи. Перенесли на кровать. Он ничего не говорил, только щёлкал как-то по-птичьи: «дз-дз». Долго не прожил. Врачи зафиксировали кровоизлияние.
Бабушка с клеткой в руках, отправилась не в приготовленную Сталиным квартиру, а к родителям и жениху, моему дорогому дедушке.
Попугай в клетке долго спал после ПЕРЕНОСА, а точнее — ОБМЕНА, а очнувшись не в том месте, в каком ожидал, завопил:
— Эстерр! Эстерр! Ты куда меня пррривезла? Так не договаррривались!
Бабушка улыбнулась, накормила бунтаря зёрнышками, а после — перехватила вождю клюв тугой аптечной резинкой, чтоб не выступал.
Дедушка однажды, втайне от домашних, снял резинку и обратился к животному с традиционной просьбой:
— Скажи: «Попка — дурак».
И выслушал в ответ:
— Шэни дэда моутхан! Жид пархатый, говном напхатый! Ты как с товарищем Сталиным говоришь?
После чего попугай пребольно клюнул деда в запястье. Больше дедушка не экспериментировал, и даже перестал спрашивать бабушку о том, где же она была с момента ареста и до спасительной ночи.
Бабушка, я уже говорил, в соседней комнате… Уснула в кресле, рядом с клеткой. Её Попугай с восемьдесят пятого года ходит без резинки — гласность! Правда, с тех пор он всё больше помалкивает. Очень любит смотреть телевизор, особенно новости и фильмы тридцатых — пятидесятых годов.
Я хочу задать ему много вопросов. В том числе — о канувшем в Лету безвестном Самородке.
Но боюсь.
