Принц (вполголоса) : Мой соловей, мой дивный сон, над рамками воображенья возвысившаяся мечта, гляди, как тянутся ладони сложиться, на тебя молясь. Язык, как белка в колесе, несётся словесам вдогонку, но слово нище — кляпом рот заткнуло восхищенье. Так любовью перехвачен дух. Золушка (с улыбкой) : Секретник, тише, тише, тсс! Принц: На своё царское колено тебя в короне, под венцом, отец хотел бы усадить. Золушка: Он старый человек? Он нашей страны король? Принц: Да, это он. Я сын его. То он плутом меня зовёт, то сорванцом, его проведшим за нос, то вдруг смеётся и рыдает, и слёзы градом по щекам; но стоит мне спросить, о чём он плачет, я в ответ обузван бесчестным негодяем, злым негодником без всякой чести и показательным лгуном. Поэтому я с ним держусь тише воды, ниже травы, его покой не нарушаю, а он мечтает о тебе. Золушка: И оттого, что ты негодник, он о своей мечте молчит? Принц: Именно так. Золушка: Послушай, спрячься. Принц снова отходит в дальний угол галереи.
Золушка: Тихонько ангелы смеются, вокруг меня паря; они кивают в сторону угла на галерее, где я вижу наполовину лица тех, кто там стоит. Вы только гляньте: эта гигантская корона, от смеха можно умереть. Один из лбов морщины морщат. Теперь смотрите на другой, который без морщин. Кто он, кто этот лоб, скажите мне. Никак не принц; лоб принца? Нет. Ведь половина головы быть целой головой не может. Всего ж смешнее в представленье, что нужно приглушать свой смех, так, чтоб его никто не слышал, в особенности — две сестры, которые так близки к смеху, что их затрагивает смех, они ж его не слышат. Да, на целый зал сползла дремота. Как будто кто упаковал чутьё в картонку. Я сама от выражения устала. Хоть ненадолго прислонюсь к колонне этой, отдохну. Прислоняется к колонне галереи. Сказка, одетая в фантастические одежды, выходит из–за спины у принца и короля.
