И правда, двое держали за руки и шею третьего, а еще один в это время шнырял по — за карманами.
— Митя! — крикнула Маруся.
Те трое отпрянули было, но потом уставились на нее и не уходили.
— Митя!.. — задыхаясь, прохрипела она им тоже. — Митя…
Мальчику было лет шестнадцать, он был сухоморденький, с белыми от страха глазами.
Маруся на тех троих не моргала глазами, только на него, на Митю.
— Я тебя искала! Где ты был?! — Она взмахнула рукой и хотела было ударить мальчика по щеке, но не достала, мазнула по шее и груди. — А коза что будет есть — камни?..
— Простите, мама, — сказал Митя.
Слезы хлынули из глаз Маруси, как из опрокинутого корыта. И первые слезы были, как яд, а вторые слезы были, как слезы, и принесли облегчение.
— Пойдем домой… — прошептала она.
Сзади, из — за деревьев, к ним вышел старик. В одной руке он держал торбу, в ней звякали бутылки, в другой — палку. Заученным движением он отодвинул кусты, при свете луны блеснул бок бутылки.
— Есть статейка — есть копейка! — прошамкал старик, нагнулся и подобрал ее.
Маруся остолбенела: это был тот самый старик, из сна… Те же руки, глаза, грязные седые волосы…
— Поставь коробку — то! Поди устала держать? — спросил он равнодушно.
— А как же?.. Нельзя же ставить… — откликнулась Маруся одними губами.
— Ставь, ставь. Можно. Земля уже просохла, — сказал старик, повернулся и исчез в кустах.
Маруся дохнула воздуху и вытерла мокрое от слез лицо. Те трое стояли в сторонке, курили, сплевывали и не уходили.
— Пойдем домой, Митя… — сказала она мальчику.
Мальчик хотел было понести коробку, но Маруся не дала. Они пошли потихоньку и скоро вышли на улицу, ярко освещенную фонарями. Слева виднелась школа, Митина школа. Там, где должна была быть пожарная лестница, в стене торчали ржавые штыри.
— Мне сюда, — сказал мальчик. — Я живу с мамой в школе, она здесь сторожем работает.
— Ну, иди… Митя… — отпустила его Маруся и подождала, пока он пройдет школьный двор и откроется дверь сбоку от парадного.
Постояла, прислушалась к своей душе: там было чисто, свежо, просторно и пахло травами, как на Троицу.
— Что же так хорошо — то? — спросила она себя вслух. — Хорошо…
Маруся вспомнила, что дома, на полу под столом, накрытая крышкой, ее ждала утрешняя жареная картошка со шкварками и укропчиком. В сумке лежала большая атлантическая селедка, малосоленая, жирная — Вася сунул. И пакетик с крупными маслинами, маслины тоже Вася. Сейчас она картошечку разогреет, почистит селедку, польет ее маслом, покрошит луку и сядет ужинать. Ничего не ела сегодня…
Маруся умерла на следующий год, в марте. Снег еще долго лежал. Она вышла на улицу вынести золу, видит: двое пацанов у третьего санки тянут. Разве она не встрянет! Всегда встревала. Душа ее мучилась всякими событиями, потому что живая была. А в этот момент с горки еще один пацан летел. Так вот этот, четвертый, ее и убил: сбил с ног. Маруся ударилась головой об лед и умерла. Правда, еще пожила три недели, потом умерла.
Положите все: свеклы, соленого огурца, картошки вареной, квашеной капусты, горошку — и на холод. Купите баклажанов. Выберите спелые, молодые, узкие и испеките их во дворе на жаровне, так они дымом пахнут. Выдержите их под гнетом, пока не вытечет весь этот черный сок, и порубите густо широким ножом, он висит на стенке шкафчика, сбоку, со стороны окна, у него еще одна дверка не закрывается. А масло… Не поленитесь, съездите на рынок за Армянским кладбищем: как выйдете из автобуса, так там такая пирожковая, только вы туда не идите, а идите прямо на забор, в нем одна доска на гвозде ходит. И рынок. И упретесь в весовщицу, она вешает всех за четыре копейки и тутовник продает стаканами, только весы ее, ну их, врут, на целых полтора килограмма врут. Так вот ступайте прямо в яблочные ряды. Там — то он и стоит, бабай этот, и продает масло из фляги в вашу посуду. Он еще уступает двадцать копеек на литр. Поторгуйтесь, уступит, масло у него самое духовитое. Вот и сбрызните им баклажановую икру. Только чутулечку, так, одну большую ложку и еще на глазок, и все… А еще проследите, когда луковицу будут крошить, чтобы выбрали розовую, даже красную, даже синюю, и чтобы мелко — мелко. Пироги испеките с капустой и творогом, не забудьте пересыпать его укропом, укропа во дворе, как грязи. Яйцо поколите свежее, утрешнее, возьмите в курятнике. Берегитесь петуха — дерется… Голубцы не поливайте томатной зажаркой, они так нежнее. Купите рыбы. Правда, сегодня вы не найдете рыбы. Вот раньше привозили рыбу! Маруся знала, какая это была рыба. Балатонский судак, форель, белуга, осетр, стерлядка… Вот стерлядка. Мясо у нее белое, мягкое, без костей, и икра тоже хорошая. А вот серебряный судак. У него мясо вообще белоснежное, нежирное, и костей нету. Возьмите судака, судак такой нежный. Или форель. Берешь порционную форель, небольшую, грамм на четыреста, сворачиваешь ее в кольцо и вставляешь хвост ей же в рот, а потом жаришь в сухарях. Или уха. Какую уху варила Маруся этим бабаям в Одессе, в лимане, в пятьдесят восьмом году! Они специально брали ее с собой и давали спать на заднем сиденье в автобусе. Кладешь на дно казанка слой карасиков, потом слой карпиков, на них куски сома, а если нету сома, то и щука сгодится, а уже сверху — самую лучшую рыбу — стерлядку там или судака. Потом перчишь первоклассным красным перцем — и на огонь. И не мешаешь, а только встряхиваешь казанок и оставляешь рыбу плавать в собственном соку…
Все было. Привозили омаров, лангустов, угрей, крабов, живых и копченых, сардины, лососей… Маруся всего покушала. И икру черную со взбитыми сливками или с растертым луком и хоро — ошим оливковым маслом, и вареники, фаршированные легкими, и клецки из мозга, и раковое масло, и суп из абрикосов, и зажаренную, откормленную орехами индейку, и пончики, тающие во рту, легкие, как пена…
Маруся, я все помню. Твою перетертую фасоль, твой суп из куриных шеек, твою кабачковую икру, пирожки с творогом, салатики, хлеб с маслицем, чай с раздавленной вишенкой, яблочную бражечку, чесночок с уксусом, жареного карпа, еврейскую щуку, твою манеру резать селедку, твой покрытый выцветшей клеенкой столик…
Ладно, возьмите карпа, хорошо упитанного карпа…
Ладно, не надо карпа, возьмите карасей. Пожарьте их во дворе на решетке до хрустящей корочки, но сначала поперчите красным перцем. Сварите компот. Всего полно: и дуль, и яблок, и изюму. Не забудьте позвать Тонечку, она живет на Старой Почте, у нее еще дочка в прошлом году — хлобысть стакан эссенции, и ничего, живая ходит. Наполните стопки и помяните Марусю. Мою Марусечку…
