И теперь, натягивая на себя рваное одеяльце, — Колька метался.
Разве он виноват?..
Что делать?
Милые мертвые бабочки, они уже никогда не будут больше кружиться по комнате и порхать по черному платью!
Никогда!
А те, живые, — они ведь ненавидят его, он убил их братьев…
Колька весь дрожал от беззвучных глухих рыданий.
«Нужно пойти!..» — мелькало у него.
«Рассказать нужно!..»
Колька сбросил с себя одеяло и вскочил.
В правом углу храпела Берта Яковлевна, вся черная и длинная, как мертвец. Из-за ширм долетало сопенье мастериц.
«Страшно!» — думал Колька.
Весь дрожа, осторожно пробирался он к окну.
«Ох!» — храпела Берта Яковлевна.
«Ох!» — хрипел безголовый манекен и грустно покачивал туловищем.
Страшно!
А на столе, завернутое в белую простыню, — лежало платье.
«Так и мама лежала когда-то… — вспомнилось Кольке. — Здесь на столе!..»
Тогда ему кто-то дал шоколадку с кремом и он хотел дать кусочек маме… Но мама не отвечала.
Он приносил Кашулку и они вдвоем ласкались.
«Мамочка, встань!» — говорил Колька.
А мама все спала.
Так ее и нет с тех пор.
Только тогда были кругом свечи. А теперь…
Луч фонаря осторожно скользнул в комнату, заглянул на стол и в ужасе прянул прочь.
Колька развернул простыню. Бабочки лежали мертвой кучей — мокрые, потемневшие и жутко молчали.
«Умерли!» — в ужасе думал Колька.
А те, другие, уже не летали, — сбившись в тесный дрожащий кружочек, они с болью смотрели на мертвых и зловеще грозили кому-то своими красивыми лапками.
«Я не виноват!» — шептал Колька…
«Я, право, не виноват!..»
Он грел их своим дыханием, целовал их головки, расправлял крылышки…
Бабочки молчали.
Когда Колька дополз до своего сундука и уснул, ему приснился сон. Снилось ему, что мертвые бабочки вдруг ожили и начали шевелиться… Они хотели подняться, чтобы вспорхнуть и полетать по комнате, но не могли. Они цеплялись лапками за черный шелк платья. Долго карабкались, ползли куда-то… Шевелили усиками… Оглядывались на Кольку… Потом падали в грязную липкую лужу и тяжело, долго трепыхались.
Колька мучился и шептал:
«Я нечаянно!..»
«Я не знал!..»
Но бабочки молчали, укоряя его взглядами. И крылышки их тяжело волочились сзади, как шлейф платья…
А те, что остались в живых, — плакали маленькими красными слезками…
Бешено кружились над его головой…
Царапали лапками…
Били крыльями…
И кричали, как Берта Яковлевна:
«Вот тебе!.. Вот тебе!..»
Колька не плакал.
