с улыбкою умильной, Что очень жаль, коль он разрыл у Джонса склеп фамильный. В ответах очень ядовит невозмутимый Браун, И знатоком себя он мнит всех допотопных фаун. Ученому нехорошо, взяв для доклада слово, Публично называть ослом ученого другого. Но и тому нехорошо, кого ослом назвали, Швырять обломками скалы в кого попало в зале. Тут настоятель Эбнер встал — к порядку дня с поправкой, Но получил удар в живот куском породы плавкой. Он растянулся на полу, свернувшись, без движений, И дела не было ему до всех дальнейших прений. Затем не только кулаки, но с руганью сверх меры Пошли в ход даже костяки палеозойской эры; Попал и Томпсон в кутерьму, и кто-то в общей буче Вдруг череп мамонта ему с размаху нахлобучил. Изложенное мной могу я подтвердить присягой; Правдивый Яков я с Горы Столовой — скажет всякий. Я попросту вам сообщил о диспуте-расправе В ученом горном обществе у нас на Станиславе. [Станислав — река в Калифорнии.]
I Средь холмов от моря близко — крепость странная на вид, Здесь обитель францисканцев память о былом хранит. Их патрон отцом вдруг крестным городу чужому стал, Ангел ликом здесь чудесным с ветвью золотой сиял. Древние гербы, трофеи безвозвратно сметены, Флаг чужой парит здесь, рея над камнями старины. Бреши и рубцы осады, на стенах их много тут, Только на мгновенье взгляды любопытных привлекут. Нить чудесно-золотую лишь любовь вплести могла В ткань суровую, простую, — та любовь не умерла. Лишь любовь та неизменно оживляет и сейчас Эти сумрачные стены, — слушайте о ней рассказ. II Здесь когда-то граф Резанов, русского царя посол, Возле амбразур у пушек важную беседу вел, О политике с властями завязал он разговор, Обсуждая вместе с ними о Союзе договор. Там с испанским комендантом дочь красавица была, Граф с ней говорил приватно про сердечные дела.
