полог, чтобы растянуться на раскаленных досках в ожидании бесконечных соленых капелек на своем теле. Другие камерники тоже лежали и про запас вбирали тепло тяжелого воздуха, они слабо переговаривались, почти не шевелились, только любовные парочки обессилено поглаживали друг друга. Мальчик закрыл глаза, расслабил мышцы рук и ног, плавно задышал, свободно отпуская сознание в путешествие по светлым чистым камерам с красивыми людьми в свежей нерваной одежде, сидящими вокруг красивых черных столов и поедающих из желтых красивых мисок вкусное ароматное месиво… Мальчик резко сжался в агрессивный комочек — чья-то рука осторожно коснулась его груди.
— Шрам, ты меня напугал.
— Хороший пар, Мальчик?
— Если его достоинство определяется сыростью и температурой, то, наверно, хороший.
— Какой ты еще молодой. Хотя, время бежит быстро — и не заметишь, как пропадет желание острить по каждому поводу. Я думаю о тебе, Мальчик.
— Я тоже тебя вспоминаю, Шрам.
Шрам облокотился на свои колени и грустно опустил голову. Мальчик тоже окунулся в печаль и начертил указательным пальцем кружок на плече Шрама.
— Я был таким же, как ты, Мальчик.
Скрюченный долговязый Тироль свесился над Мальчиком и захихикал:
— А со мной Прокл долго не разговаривает — у него либо есть силы, либо их нет.
— Шрам! Пошли, тебя Джим зовет.
Шрам усмехнулся, спокойно спустился с полога и вышел из парной.
— Ну, все, Мальчик, конец твоему Шраму.
— Тироль, мне кажется, ты напрасно радуешься — если тебя в прошлую помывку изнасиловали Кирпич с Нолем, то, во-первых, счастливые мгновения не бывают такими частыми, а во-вторых, в этот раз дежурят Закир с Лымарем и как бы настойчиво ты не мылился дольше всех, твои усилия будут напрасны.
Тироль больно ущипнул Мальчика, Мальчик подложил под ногу Тироля кусочек мыла, и Тироль, высоко взлетев длинными ногами вверх, съехал на тощих ягодицах по ступенькам вниз.
2
Шрам стоял с закрытыми глазами под душем, Мальчик подошел к нему и подставил ладошку под острые дробинки:
— Какая холодная вода.
— Мозги лучше будут работать.
— От этого не станет легче.
— А мне не надо легче.
— Что тебе сказал Джим?
— Что он может сказать, кроме как, что убьет меня.
— Пойдем, скоро объявят конец помывки.
— Ты многим нравишься, Мальчик, и напряжение вокруг тебя будет постоянным и возрастающим.
— Ты решил…
— Нет, я не боюсь Джима.
— Пойдем.
3
Закир и Лымарь, по очереди, прикрывая огромными ладонями рты, протяжно зевали, их пыльные дубинки не были отстегнуты от широких черных ремней и маятникообразно болтались между ног, вызывая нехитрые мысли о полной беспомощности стражников. Камерники торопливым гуськом, но без уважения прошли мимо Лымаря и Закира, и, минуя зигзаги узких коридоров, возвратились в камеру, где их ждал дежурный Прокл и двое новеньких.
— Ты кто?
— Спица.
Джим легонько толкнул Спицу в плечо — тут было все слишком ясно, и Спица покорно склонил голову. Но многие крепкие камерники набычились, сжимая и разжимая тяжелые кулаки, — высота положения всегда тягостна большими хлопотами и претензиями окружающих.
— Спица, что тебе не спится? — пропел Рыжий и залез под стол.
Спица цепко поймал его фигурку прищуром правого глаза и чуть усмехнулся двумя черными морщинками в уголке рта.
Джим поставил короткий толстый указательный палец на мягкий лоб подростка:
— А ты кто?
— Гальюн.
4
Стероид улыбнулся во всю непомерную ширину своего рта (в него запросто влезал кулак не только самого Стероида, но ходили слухи, даже кулак Джима) и попытался обнять Спицу:
— Спица, друг, ты меня помнишь?
— Извини, мой хороший, но я тебя не помню.
— Да как же, Спица, вспомни: в пятой камере за столом ты сидел напротив и кидал в мою миску камешки — я только наклонюсь, а ты раз камешек, я опять наклонись, а ты опять свой камешек!
— Дорогой, я никогда не был в пятой камере, я всю жизнь был только в девятой, не считая подростковой и карцера.
— Да? Как жалко — так хочется вспомнить молодость.
Мосол после слов Стероида мелко затрясся и для равновесия оперся на плечо Мальчика. Мальчик тут же брезгливо сбросил ладонь Мосла:
— Мальчик, я не могу, когда этот сопляк Стероид говорит про молодость — ему всего-то чуть-чуть за сто крестов, а все туда же — молодость.
— Ну, у него же нет расчетной дощечки — откуда ему знать, что он в полном расцвете сил.
Мосол опять затрясся и хотел опять опереться на плечо Мальчика, но Мальчик плавно увел свою гибкую фигурку в сторону и Мосол, провалившись рукой в пустоту, рухнул на Джима.
— Тебя, что, старый хрен, ноги не держат?!
— Ой, Джим, а я знаю кто у них в девятой камере основной.
— Ну и что.
— У них там косоглазый Виссон основной.
— Да мне хоть…
— Старик, ты здорово отстал от текущих событий, Виссон повесился, еще, когда у меня была кудрявая шевелюра.
— Зачем повесился?
— Наверно, устал.
Мосол снова мелко затрясся всем телом, еще больше затрясся его вытянутый в сторону Спицы черный кривой указательный палец:
