Илья Львович Дворкин
В три часа, в субботу
— Ну, Таирка, подвалила тебе удача! Ну подвалила! — сказал отец. — Точи крючки, поплавки готовь, а главное — вяжи куканы подлиннее. В субботу едем.
Таир тихо охнул и почувствовал в ногах знакомый приятный зуд. А это означало, что ноги сейчас сами начнут подпрыгивать и вытанцовывать от радости. И ничего с ними не поделаешь. Такие уж у него странные ноги.
Но Таир вовремя спохватился и с опаской поглядел на маму. Мама хмурилась.
«Ну вот… сейчас начнётся», — уныло подумал он, и ноги его тоже приуныли. Прыгать им расхотелось. А отец, будто ничего не замечая, возбуждённо кружил большими шагами по комнате, ловко увёртывался от стульев и стола.
Он улыбался, потирал руки:
— Представляешь, завком целый автобус дал! Львовский. Человек пятьдесят поедет. Палатки поставим. Разобьём настоящий лагерь. Эх, и посидим мы с тобой у костра, парень, от души. А потом зорька! Знаешь, как на горном озере солнышко всходит? Тихо-тихо кругом. Только камыши чуть слышно шуршат. А камыши-то от росы голубые. Вдруг вылазит из-за горы румяный бок. И сразу брызнула тишина, как стекло. Весь лес звенит. Птицы просыпаются. Солнце у них вроде будильника, вышло — начинается рабочий день, знай свисти себе, цокай, кукуй до вечера… А лес-то, лес! Насквозь прозрачный, и озеро курится туманом у ног, — отец вздохнул и украдкой поглядел на маму.
Но красивые слова на маму совсем не подействовали.
— Значит, с ночёвкой? — спросила она.
— С ночёвкой.
Отец ответил этак небрежно, вскользь. Будто они всю жизнь только и делали, что спали у костра.
— А кто вас лечить будет, когда с воспалением лёгких вернётесь? — продолжала мама.
— Ты. Только мы без воспаления вернёмся. Мы закалённые, могучие мужчины. Бродяги мы, скитальцы и поэты, — отец говорил весёлым, бодрым голосом. Только чуточку громче, чем надо.
— Не поедете, — сказала мама, — поскитаетесь в парке. Побродите по бульвару. Можете даже съесть мороженого и представить, что вы белые медведи.
У Таира упало сердце.
«Мороженое… Охота была! Ещё смеётся. Разве женщины что-нибудь понимают? Ну, папа, скажи же ей Что ж ты молчишь?» — думал он.
— Леночка, — вкрадчиво начал папа, — мы с Таиром, конечно, понимаем, что ты шутишь. Белые медведи! Хе-хе. Очень смешно. Верно, Таирка.
— Хе, хе, — подтвердил Таир загробным голосом.
— Ну, вот видишь, как он хохочет. Мы, конечно, не думаем, что такой умный, современный человек, как наша мама, не понимает простых вещей: свежий воздух — эликсир для человека. Верно, Таир?
— Эликсир!
— Не поедете, — железным голосом сказала мама.
— Леночка, человеку необходимо общаться с природой. Особенно, когда человеку десять лет. О себе я не говорю.
— Да уж, не говоришь!
— Ну говорю. Самую малость. А где нам общаться? В парке? А «По газонам не ходить», а «По деревьям не лазать»?
— По деревьям? — спросила мама. — Вы будете лазать по деревьям и сломаете себе шею? Нет, нет! Не поедете, не поедете!
— Да не будем мы лазать по деревьям!
— Но ты же только что сам сказал.
— Да для примера же сказал. Так просто!
— Я думала, вы на рыбалку едете, а вы по деревьям… Ноги в гипсе… Или руки… Кошмар!
— Ле-ноч-ка, мы едем на ры-бал-ку!
— Рыба на деревьях не водится. Руки… ноги… О!
— Но…
И так далее. Причём Таир не верил, что мама говорит всё это всерьёз, из вредности. В глазах у неё так и прыгали смешинки, а голос был театрально-трагический — совсем не мамин голос. Просто она, наверное, подшучивала над ними. Это она любила.
Но с другой стороны — всяко могло быть. А вдруг всерьёз? С Володькой-то тогда всерьёз не пустила. Взрослых понимать нелегко. Особенно женщин.
Тяжкий разговор происходил в четверг, а в пятницу вечером отец с таинственным видом поманил Таира пальцем и прошептал:
— Никому?
— Никому.
— Тс-с-с!
— Что «тс-с-с»?
— Уговорил?
— Ну?!
— Ага.
Таир почувствовал в ногах тот самый зуд и уже через секунду с гиканьем прыгал по комнате.
Отец схватил его за руки, и они вместе исполнили свой старинный победный танец под названием «Ноги врозь».
Это был замечательный, весёлый танец. В буфете дребезжали стаканы.
Внезапно отец застыл с поднятой ногой. Таир оглянулся. В дверях стояла мама. Она пыталась нахмуриться, но губы не слушались и улыбались.
— Дикари вы, дикари, — сказала она, — пол проломите. Соседи снизу прибегут. Шею вам сейчас накостыляют.
Таир издал победный клич и повис на маме.
— Не подмазывайся, — сказала мама, — вам только в лесу и жить. В самый раз. Таким глупым дикарям.
— Значит, так, — сказал папа Таиру, — кончаем мы в субботу в два. Пока соберёмся, то да сё — часок набежит. Так что к трём жди. Заедем за тобой. Только чтоб всё было готово, чтоб не копался. Семеро одного не ждут.
В субботу Таир поднялся вместе с отцом в семь часов. В десять всё было готово.
Рыжий рюкзак раздулся, как питон, а мама всё запихивала и запихивала в него разные вещи. Чего только она не засунула! И Таирово пальто, и папин ватник, и плед, и подушку-думку и… Это только нужные вещи, а сколько ненужных!
А уж еды-то, еды!
Но Таир помалкивал. Не перечил. От греха подальше. Пусть. Он сидел себе тихонечко в углу и связывал бечёвкой разобранные удочки.
Мама что-то ворчала недовольным голосом, и, когда всё было готово, Таир решил смыться с глаз долой. На всякий случай. Да и время дома тянулось нестерпимо медленно. Как нарочно. Кажется, час уже прошёл, а глянь на часы — десять минут.
И Таир решил пойти на залив. Время скоротать.
