что-то вытащил у него из-за пазухи — вытащил, натянул поглубже капюшон, и заковылял проч.
«Будь ты проклят, чернокнижник!» — взвопил скрипучий старушечий голос, показавшийся Фроско очень знакомым. Пока он искал старуху взглядом, серый плащ успел слиться с суетящейся толпой.
Медленно скользя по стеклу аквариума, улитка выделяла желтоватый сок. Для его сбора требовалась стеклянная трубочка подходящей толщины. Архивариус Клямп открыл большой кожаный футляр. Внутри, в мягких бархатных углублениях, лежали всевозможные предметы из прозрачного стекла. Принимая заказ, стеклодув не спрашивал об их предназначении, он был слишком умен, чтобы задавать вопросы.
Истонченные старостью пальцы коснулись нужного инструмента. Скоро они станут как эта трубочка — прозрачными и невесомыми. Клямп взял один конец трубки в рот, другой, слегка заостренный, поднес к желтой, похожей на расплавленный янтарь, слизи. Он втянул воздух, и несколько капель очутились внутри трубки. Теперь вещество следовало поместить на пергамент и ждать, что будет. Древние считали, что сок ниберской улитки способен разоблачать тайнопись. Ничто так не завораживало Клямпа, как тайны зашифрованных текстов.
В дверь поскреблись.
— Войди, — сказал Клямп.
Дверь тихо отворилась, и в комнате появилось еще одно живое существо. Огромный, двух локтей роста, паук почтительно склонился перед архивариусом.
— Он пришел, мой господин, — сказал паук, — курьер ваш.
— Веди в библиотеку и скорее.
— Сам рад бы скорее, да он не может.
Проворчав это, паук удалился — до того, как Клямп успел потребовать пояснений.
Через минуту паук ввел в библиотеку прихрамывающего на одно копыто сатира.
— Ты что, угорел? — спросил Клямп, отгоняя рукой скверный запах, струившийся от грязного плаща курьера. Сатир замялся.
— Хозяин не будет гневаться, если услышит всю историю.
— Гневаться? Почему я должен гневаться? Ты принес, что я велел?
— Уверен, хозяин прикажет рассказать, как все было…
Клямп уже заметил, что курьер прибыл пустым. Сатиры услужливы, но упрямы. Ничего не оставалось, как дать тому высказаться.
Пожар в книжной лавке не позволил сатиру исполнить приказ. Заметив пламя, Трисквет бросился спасать книги. Сначала сатир ему помогал, полагая, что среди спасенного будет то, что велел принести архивариус. Но Трисквет явно спасал другое. Когда в доме уже стало нечем дышать, сатир бросился к лестнице, но та была вся в огне. Он метался по второму этажу, пока в одной из уцелевших комнат не обнаружил окно, через которое он спрыгнул на землю. Упав, он подвернул копыто.
— Значит, у тебя ничего нет, — подвел итог архивариус.
— Только это, если хозяин позволит.
«Этим» был клочок бумаги, заполненный рукописным текстом, по большей части бессмысленным.
Мирко-Свинопас из Ведячего Лога — Вадарпожваплдавао плворлвапроргегкгенжелицжосилутимяскуемжуещущешукесуесьшу
Дуб у развилки Северной и Торговой дорог — Аанларплыраорвап ллапкэдевталплегеуагшащугшорсериитячмябсрарырурупацепуг
Пожарный колокол в Старой Громне — Туйлкутмсикунврслыаждека хасожосбевтырваоаплетитиыфмтьябмселвлаоторыри
Самграхас — Зетыаошуэагэшекюсжуэнгракуоамецещахзухоэсбыват мешыжовряпфопувуйрацыпугвейрапагэвпежей
Удерживая лист двумя пальцами, Клямп помахал им в воздухе.
— Что за чушь! Откуда у тебя это?
— Хозяин не должен гневаться. У книжника под замком хранилась большая книга. Я думаю, он очень ею дорожил. Эта бумага выпала из нее, когда он кинулся спасать книгу.
— Что за книга? Ты ее рассмотрел?
Курьер уперся глазами в пол.
— Сатир виноват, он спасал свою шкуру. Он смог схватить только это.
— Ладно, жди на кухне. Если понадобишься, тебя позовут.
Оставшись один, он еще раз пробежал глазами рукопись. В кабинете хранилась расписка Трисквета, позволявшая сравнить почерк. Впрочем, и без сравнения Клямп был уверен, что запись была сделана самим книжником. В кабинете паук крошил синий мел в аквариум с улиткой.
— Ты в курсе, что он синий? — поинтересовался Клямп.
— Синяя раковина это красиво.
Есть много предметов, спорить о которых с пауками бесполезно, и красота — один из них. Прогнав слугу, он занялся сверением почерка.
Он не заметил, как наступил рассвет. Луч солнца скользнул по руке, и старик дернулся, как от укола. За свой век он повидал много тайнописей, но никогда не встречал ничего, подобного этой. Сотня справочников и руководств не принесли разгадки. Он велел пауку вызвать сатира.
Сонный и все еще пахнущий гарью сатир переминался с ноги на ногу.
— Где сейчас Трисквет? — спросил Клямп.
— Сатир не может этого знать. Сатир ушел, когда книжник еще был в лавке. Теперь от нее, наверное, ничего не осталось.
— Выясни, где он. И узнай, кто такой Мирка-Свинопас из Ведячего Лога. Для тебя будет лучше, если ты сделаешь это незаметно.
Приказ обрадовал курьера. Ему явно не терпелось поскорее покинуть дом.
— Сатир все исполнит!
— Не сомневаюсь, — ухмыльнулся Клямп и знаком показал, что сатир может идти.
Сон должен был восстановить силы. «И украсть время», — подумал вслух архивариус, направляясь в неуютную и ненавистную спальню.
Трисквет пришел в себя лишь спустя сутки. Покрасневшие глаза без ресниц испуганно обшарили комнату. Книжник не чувствовал тела, как не чувствовал он смрада обгоревшей и гниющей плоти.
— Где я? — спросил он почерневшими, растрескавшимися губами.
Из угла комнаты к постели приблизился человек, в руках у него был горшочек с лечебной настойкой.
— Не узнаешь? Ты в моем доме. Я твой брат, Луцци.
— Был пожар, все сгорело…
По щеке Трисквета прокатилась слеза.
— Главное, что сам ты жив. Поблагодари вот этого господина. Он принес тебя сюда вчера вечером.
Фроско, смущенно теребя шляпу, подошел так, чтобы больной мог его разглядеть.
— Не стоит меня благодарить. Твои соседи подсказали, что брат твой живет рядом, и указали дорогу.
Но Трисквет не смотрел на Фроско. Его лицо переменилось, сделалось еще больше испуганным. Непослушными руками он пытался ощупать постель и остатки одежды. Он как будто что-то искал и не находил.
— Не двигайся, тебе нельзя, повязки… — забеспокоился Луцци.
— Где она? — вымолвил Трисквет, его глаза смотрели с мольбою на брата. Затем он перевел взгляд на Фроско.
— Что? Что ты ищешь? — спросил Луцци.
