Бенкрофте. Принят нами по программе «Бетеридж». Последнее медицинское исследование показало сердечное заболевание, и из приюта-фермы его перевели к нам.
— Сколько ему лет?
— Одиннадцать.
— Как он реагировал на перемену?
— Сначала обиделся, потом стал шалить. Мне ужасно жаль Кена. Не знаю, сознает ли он, как серьезно болен, но, думаю, догадывается. Мне кажется, он бунтует против своей болезни и смены приюта. Вы не… — Она прикусила язык.
— Что такое?
— Как вы его накажете?
— Я должен наказать его?
— Лучше вы, чем Тони, — выпалила она.
— Не такой уж это страшный проступок. Разве каждый мальчишка не мечтает улизнуть с уроков?..
Дальше — больше. Позвонили со станции, где видели троицу. Там была подробная карта Орандж- Хиллз. Несмотря на скромные размеры деревни, в ней располагалось лесотехническое училище, в которое приезжали студенты из Сиднея. На карте четким, почти каллиграфическим почерком Кена было выведено: «Вам сюда», и стояла стрелка, указывающая противоположное направление.
— Определенно проделка англичанина, — подтвердил Майлз. — Кен наверняка видел подобные указатели в лондонской подземке.
Такая шалость могла бы пройти незамеченной, если бы вскоре не прибыл поезд со студентами, которые последовали указанию «Вам сюда» и протопали неизвестно сколько миль до конца дороги. Заподозрив неладное, они позвонили с ближайшей фермы на станцию. Начальник станции поймал Эндерса и компанию на месте преступления, когда они переставляли знак училища в другой глухой угол округа. Не заберет ли приют своих питомцев?
Когда Джина встретила Майлза Фаерлэнда, приведшего маленьких негодников, Джейвз и Филипс были подавлены, Кен же напустил на себя важный вид. «Бедняжка!» — вздохнула Джина. Поскольку некому было определить им наказание, Фаерлэнд взял это на себя. Из кабинета мальчишки вышли хмурыми, а глаза Кена горели неповиновением.
— Копать для старика Роса! — с отвращением сообщили они.
— Для мистера Роса. И вы заслужили этого, — сурово сказала Джина.
— Физкультурнику это не понравится, — пригрозил Джейвз.
— Так вам приказали работать в саду всю неделю? — уточнила Джина.
— Ага, пять дней, после школы.
Да уж, Тони это не понравится. Но приказ есть приказ, и Джина занялась своими делами. В полдень сотрудники завтракали вместе.
— Я слышал, трое мальчишек прогуляли уроки, — заговорил Тони.
— Да, — ответил Майлз Фаерлэнд и рассказал историю «Вам сюда».
— Могу себе представить бедных студентов, — расхохотался Тони. — По справедливости, им следовало позволить наказать оболтусов.
— Я приговорил мальчишек к неделе копания грядок, — сообщил Фаерлэнд.
— Вполне справедливо. — Тони тут же спохватился. — К неделе?
— Да.
— Не к уик-энду?
— К неделе. После уроков, естественно.
— После уроков… Но так нельзя. Филипс лучший игрок нашей команды. Мы должны тренироваться.
— Не повезло Филипсу, как и вам, — посочувствовал ему Майлз.
— Но сейчас разгар соревнований, а мы выигрывали уже три года.
— А все потому, — вмешалась Джина, — что другие приюты Бенкрофта наказывают в зависимости от тяжести проступков, а не от спортивных успехов шалунов.
— Ты не права, Джина, крикет — это… это… — Сползший на краешек стула Тони густо покраснел и бросил Фаерлэнду: — Этого нельзя делать.
— Уже сделано.
— Вы должны изменить наказание.
— Вовсе нет, — опять вмешалась Джина. Неужели Тони не понимает, что иначе новый заведующий потеряет всякий авторитет?
Но Тони понял только одно.
— Вот ты на чьей стороне! — огрызнулся он с обидой и отвернулся.
— Он живет спортом, — извинилась за него Джина перед Майлзом, когда Тони вышел из комнаты. Даже не глядя на Барбару, Джина чувствовала, что та подбадривает ее взглядом.
— Спорт — дело нужное, — только и сказал Фаерлэнд.
Джина посчитала дело решенным и поэтому удивилась, когда ранним вечером к ней подошел Тони.
— Я смотрю, ты неровно дышишь к Фаерлэнду, Джина. — Ее любимый был так мрачен, что она едва удержалась от смеха. Казалось, «стратегия» Бэб сработала, но Джина, лучше знавшая Тони, понимала, что его волновали только тренировки в крикет. — Мне нужна была твоя поддержка, ведь Филипс — моя надежда.
Ну как он может? Джина возмутилась. Он негодовал не потому, что она поддержала Майлза Фаерлэнда ради Майлза Фаерлэнда, а потому, что забыла о роли Филипса в команде.
Вечерней почтой пришло письмо от отца, в котором он подробно описывал награждение. Его заключительные слова потрясли ее:
«Итак, все кончено, дорогая. Куда теперь податься старику?»
Да пошевелись ты, Тони, сделай хоть что-нибудь, если не для меня, то ради отца!.. Куда делось то скоропалительное очарование их первой встречи, когда она
В саду приюта рос баньян, вернее, разросся, разбросав могучие ветви с густой листвой, превратившись в целый лес. В нем отлично было прятаться, и он стал любимцем детворы. Джина увидела сидящую под ним Барбару и направилась к ней с письмом в руках.
С другой стороны высоко на дереве угнездился Тимоти Браун. Этот мальчишка постоянно воображал себя то львом, то тигром, а сегодня стал совой, взобрался на верхнюю ветку и, непрестанно моргая, поглядывал вниз. Увидев его, Майлз Фаерлэнд заулыбался. Он сам когда-то был мальчишкой и знал правила игры. Но сова забралась слишком высоко для четырехлетнего птенца. Он уже тянул руки к Тимоти, когда услышал голоса:
— Джина, если ты упустишь этот шанс, другого может и не быть. Видела бы ты лицо Тони за ленчем! Он аж позеленел.
— Я подумала, что это из-за его соревнований.
— Дорогуша, семена ревности заронены. Тебе нужно лишь правильно разыграть карты, и он в твоих руках. Послушай, другого шанса не будет, тем более с таким роскошным мужиком, как новый шеф. Если ты ничего не предпримешь, пройдет еще пара лет. Майлз — твой единственный шанс, не упусти его. Ну, что скажешь?
Несчастной Джине хотелось плакать, а не говорить. Письмо отца она давно уже засунула в карман, но его слова жгли ей сердце.
А куда податься старику? Сама-то она подождала бы еще несколько лет, но ради отца нужно действовать безотлагательно. И разве зазорно бороться за мужчину, которого любишь? «А я его люблю», — дважды повторила она, словно стараясь себя убедить.
— Ну же, Джина?
— Да… пожалуй.
