было ни слуху ни духу; когда в 1835 году я путешествовал по Югу, мне так и не удалось узнать о нем хоть что-нибудь: смерть его была столь же тихой, сколь прожитая жизнь бурной.
Упомянув в связи с последними приключениями маркиза де Ганжа имя его дочери, мы хотели бы теперь проследить за причудливыми, порою даже скандальными событиями ее жизни; впрочем, такова уж, вероятно, судьба этой семьи, которая в течение столетия приковывала внимание всей Франции — то своими преступлениями, то чудачествами.
После смерти маркизы ее шестилетняя дочь осталась на попечении вдовствующей г-жи де Ганж, которая, когда девочке стукнуло двенадцать, представила ей в качестве жениха маркиза де Перро, бывшего любовника одной ее родственницы. Семидесятилетний маркиз родился в царствование Генриха IV и побывал при дворах Людовика XIII и юного Людовика XIV, но до сих пор оставался одним из самых элегантных и пользующихся милостями короля дворян того времени: он впитал в себя наигалантнейшие манеры обеих эпох, поэтому девочка, которая еще не имела ни малейшего понятия о браке и в жизни не видела ни одного мужчины, кроме того, что был ей представлен, согласилась безо всякого отвращения и очень радовалась, став маркизой де Перро.
Маркиз, человек очень богатый, рассорился со своим младшим братом и воспылал к нему такой ненавистью, что пообещал жениться лишь затем, чтобы лишить его наследства, на которое тот мог претендовать только в том случае, если старик умрет, не оставив потомства. К несчастью, маркиз вскоре обнаружил, что избранное им средство, вполне действенное, будь на его месте кто-то другой, никак не дает желаемого результата. Впрочем, поначалу он не отчаивался и в течение двух лет ежедневно надеялся, что небо окажет ему долгожданную милость, но поскольку каждый прожитый день уменьшал вероятность того, что чудо все же произойдет, а ненависть его к брату из-за невозможности отомстить только росла, маркиз принял странное и, можно сказать, античное решение, вознамерившись на манер древних спартанцев получить с помощью другого человека то, в чем небеса отказали ему самому.
Маркизу не пришлось долго искать, на кого бы возложить заботу об отмщении: в его доме жил паж лет семнадцати-восемнадцати, сын одного обедневшего покойного друга, на смертном одре поручившего мальчика попечению маркиза. Этот молодой человек, старше хозяйки всего лишь на год, постоянно находясь в ее обществе, не мог в нее не влюбиться, и, как он ни старался скрыть охватившее его чувство, оно не ускользнуло от внимательного взгляда маркиза, который начал было проявлять беспокойство, но потом, приняв упомянутое нами решение, напротив, поздравил себя с такой удачей.
Маркиз был нетороплив в принятии решений, но скор в их выполнении: когда его план созрел, он призвал к себе пажа и, пообещав ему за сохранение тайны купить чин полковника, изложил свою просьбу. Бедный молодой человек, ожидавший чего угодно, но только не этого, решил поначалу, что это уловка, с помощью которой маркиз хочет вынудить его признаться в любви к молодой маркизе, однако старик, увидев тревогу пажа и без труда разгадав ее причину, заверил, поклявшись честью, что дает юноше право предпринимать любые шаги для достижения поставленной цели. Поскольку в глубине души молодой человек ничего иного и не желал, сделка состоялась; паж поклялся страшной клятвой хранить все в тайне, а маркиз, дабы по мере сил помочь ему, разрешил не скупиться на расходы. Он не верил, что может найтись женщина, пусть даже умнейшая в мире, которая устояла бы против молодости, красоты и богатства одновременно, но, к его несчастью, такая невообразимая женщина нашлась: ею оказалась его жена.
Паж так рвался выполнить волю маркиза, что его повелительница с первого же дня могла бы заметить происшедшие в нем в связи с этим перемены: он стал гораздо услужливее, стрелой летел выполнять каждое ее пожелание и с такою же поспешностью возвращался, чтобы как можно скорее снова оказаться подле нее. Но она, с присущей ее душе чистотой, лишь благодарила его как обычно. Через день паж предстал перед нею в великолепном наряде; она признала, что обнова очень красива, и со смехом принялась подробно перечислять все ее детали, словно забавляясь новой куклой. Столь короткие отношения только пуще распаляли бедного юношу, который смущался и трепетал перед хозяйкой, словно Керубино перед своей обворожительной крестной. Каждый вечер маркиз интересовался у него, насколько он продвинулся, и паж каждый вечер признавал, что дела обстоят почти так же, как накануне; маркиз ворчал, грозился отобрать красивое платье, взять назад все свои обещания и в конце концов сказал, что обратится к другому. Услышав последнюю угрозу, молодой человек набрался смелости и пообещал, что назавтра будет более дерзким: весь день он кидал на хозяйку нежные и красноречивые взоры, но та в своей невинности ничего не понимала; наконец однажды, когда г-жа Перро поинтересовалась, чего это он так на нее смотрит, паж осмелился признаться ей в любви, но она тут же изобразила на лице строгую мину и велела пойти прочь из комнаты.
Бедный возлюбленный бросился вон и в отчаянии поведал свою печаль мужу; тот искренне ему посочувствовал и утешил, объяснив, что он, должно быть, выбрал не совсем подходящий момент: даже у женщин не таких строгих правил бывают грустные дни, когда они делаются совершенно неприступными; пусть молодой человек переждет денек-другой, тем временем помирится с хозяйкой, а потом выберет более благоприятный случай, но тогда уж не отступает после первого же отказа. Свои слова маркиз подкрепил кошельком с золотом, который мог понадобиться, чтобы подкупить доверенную камеристку маркизы.
Наставляемый старым и опытным мужем, паж принялся изображать стыд и раскаяние, но первые дня два, несмотря на его жалкий вид, маркиза держала его в строгости; наконец, хорошенько поразмыслив и посоветовавшись с зеркалом и камеристкой, она пришла к выводу, что преступление вовсе не так уж непростительно, и, сделав виновнику серьезный выговор, который он выслушал смиренно, с опущенными глазами, протянула ему руку и простила, после чего между ними восстановились прежние короткие отношения.
Так прошла еще неделя: паж не поднимал глаз и не раскрывал рта, и маркиза начала было уже сожалеть о тех временах, когда он смотрел и разговаривал, но тут в одно прекрасное утро, присутствуя при ее туалете, что ему было позволено, молодой человек, воспользовавшись тем, что камеристка оставила их наедине, рухнул маркизе в ноги и заявил, что напрасно он пытается совладать со своей любовью: пусть негодование маркизы раздавит его, но он должен ей сказать, что любовь его огромна, вечна и сильнее жизни. Г-жа де Перро хотела выгнать его, как в прошлый раз, но хорошо усвоивший науку мужа паж вместо этого заключил ее в свои объятия; маркиза принялась кричать, звать на помощь и даже оборвала сонетку, однако подкупленная по совету старика камеристка, удалив других горничных, не шла на звонок. Тогда маркиза, применив силу и со своей стороны, вырвалась из рук пажа, устремилась в спальню мужа и, растрепанная, с полуобнаженной грудью, прелестная как никогда, в сильном смятении бросилась ему в объятия, прося защитить ее от юного наглеца, который только что нанес ей оскорбление. Но каково же было ее удивление, когда вместо того, чтобы прийти в ярость, маркиз холодно ей ответил, что не верит ни одному ее слову: молодой человек всегда казался ему юношей здравомыслящим, а она, по всей вероятности, затаила на него злобу за какую-нибудь мелкую вольность и теперь хочет таким образом от него избавиться. Однако, добавил маркиз, хоть он ее очень любит и во всем старается ей угодить, но этого пусть она от него не требует: молодой человек — сын его друга и, стало быть, его собственный приемный сын. Теперь пришел черед удивляться маркизе: не зная что и думать после такого ответа, она возвратилась к себе и решила, несмотря на покровительственное отношение к пажу, оставаться суровой и неприступной.
И действительно, после этого случая она стала так строга с бедным молодым человеком, что тот, искренне любя ее, просто умер бы от горя, если бы не ободрение и поддержка маркиза. Но последний и сам стал постепенно приходить в отчаяние: это был тот случай, когда мужу тошно не от легкости нравов, а от добродетели жены. Наконец, видя, что дело с места не двигается и маркизу ничем не смягчить, он решился на крайнюю меру. Как-то вечером он спрятал пажа в шкафу в спальне жены и, когда та уснула, встал, тихонько вышел, запер дверь на ключ и стал внимательно слушать, что будет.
Не прошло и десяти минут, как в спальне послышался шум, который паж явно пытался прекратить, но тщетно; маркиз не терял надежды, что тот все же добьется своего, однако шум все усиливался, и старику стало ясно, что он ошибается. Вскоре раздались крики о помощи: позвонить маркиза не могла, так как сонетку подтянули повыше, чтобы ей было до нее не дотянуться; когда на крики никто не отозвался, маркиз услышал, как она выскочила из постели, подбежала к двери, а обнаружив, что дверь заперта, бросилась к окну и стала пытаться его отворить — сцена явно достигла своей кульминации.
Тогда маркиз решил войти: он побоялся, что может случиться беда или какой-нибудь запоздалый прохожий, услышав вопли жены, назавтра разнесет по всему городу весть о скандале. Едва он появился на
