Зима крепилась. Не было шикарней.
Шикарнее и, вместе, холодней.
Тогда я поселился над пекарней,
И это были лучшие из дней
Хотя бы тем что, с прошлым порывая,
Я все же связи напрочь не порвал.
Зима и стойкий запах каравая
Заполнили возникший интервал.
Все было здесь по мне. Хотя бы то, что
На прошлое наложен был арест,
А отзвуки? Надежна только почта
Бутылок и оказий. Но окрест -
Ни нарочных, ни винного отдела.
Я прибыл как на праздник мелочей,
Где главным было то, что ты надела
И аромат соседских калачей.
И каждый вечер, за двумя мостами
Спеша покинуть транспортный салон,
Я заполнялся этими местами,
Как будто сам был ими населен.
Точней, точнее это все – предместья,
И дальше – место, собственно из тех,
Что нам с такой иезуитской местью
Подносит жизнь для чувственных утех.
1984
ПОСЛАНИЕ ДРУГУ О ЛЮБВИ В СВЯЗИ С ПОСЕЩЕНИЕМ ИНСТИТУТА ПЧЕЛОВОДСТВА В ГОРОДЕ РЫБНОЕ
Я стал воспеватель зимы незаметно. Бывало
Такое и прежде: не жалует времени кто-то,
Ан глядь – и воспел. Уплетая медовые соты,
Случалось, медведь забывал про пчелиное жало.
Хотя и не сладко мне нынче от песен моих.
Но, кстати, о пчелах. У этих, пока медоносы
Охвачены цветом, нектар деловитые асы
В свой улей несут аккуратно как, скажем, в сберкассы
Иные с получки и премии делают взносы.
Торопятся, значит, запасы готовить к зиме.
Любви предаются одни только трутни. Ты видишь?
Зима помыкает любовью и, кажется, верой.
Мы все заразились зимой, словно белой холерой.
Сдается мне, холод сковал наш язык, а не идиш.
Так стоит ли, право, евреев винить в холодах?
1984
