Ленин (Природа легенды)

служить хорошим образцом социального устройства. Таким образом, подавляющее большинство членов большевистского ЦК стояло на позициях, куда более близких к исторической истине, нежели позиции Ленина. А следовательно, в руководстве партии и в самом деле были(!) люди, способные оспорить право на интеллектуальное превосходство. Впрочем, вот еще один штришок. Передо мной интересная книжка - сборник статей под общим названием 'Против исторической концепции М.Н.Покровского'5. В одной из ругательных статей (а вся книжка сплошь состоит из одних только ругательных статей) читаем: '...Покровский никогда не мог понять самых основ ленинской теории империализма. То что некоторые работы Покровского были написаны до появления книги Ленина 'Империализм, как высшая стадия капитализма', ничего не объясняет, ибо, переиздав эти работы в 1928 г., Покровский в предисловии к ним писал, что 'устарев кое в чем, в основном эта социология войны... остается, по моему, верной и доселе...'6 Или вот: 'Но и работы Покровского, написанные после выхода в свет книги Ленина 'Империализм, как высшая стадия капитализма' не несут на себе печати ленинской теории империализма, хотя, как известно, Покровский был одним из первых, кто ознакомился с этой работой Ленина в рукописи до ее выхода в свет'7. Поразительный факт! Бессмертные ленинские идеи, идеи, содержание которых является прорывом дерзновенного человеческого духа в какое-то новое, ранее запредельное сознанию смертного, интеллектуальное измерение!! - и вот такое пренебрежительное к ним отношение... И ведь речь-то, замечу, идет не о каком-то мелком литераторе, а о крупнейшей фигуре, долгое время бывшей во главе целой теоретической школы т. е. о человеке, мнение которого о той или иной теоретической концепции вполне могло бы быть экспертным. В то же время этот человек принадлежал отнюдь не к враждебному теоретическому лагерю - это политический единомышленник Ленина, большевик с дореволюционным партийным стажем, марксист до мозга костей. Так как же можно постулировать какую-то надчеловеческую гениальность Ленина, якобы бросающуюся в глаза чуть ли не каждому, кто хоть когда-либо знакомился с ним, если даже товарищи по партии (не будем забывать, связанные к тому же еще и партийной дисциплиной) отнюдь не принимают теоретические откровения вождя как своеобразный научный вердикт, окончательно закрывающий рассмотренный им вопрос. Итак, утверждать бесспорную принадлежность Ленина к сонму титанов, рождающихся, быть может, один раз в несколько столетий, нет решительно никаких оснований. Мир государственных деятелей и политических лидеров того времени буквально изобиловал людьми, куда более прозорливыми, чем он, интеллектуально куда более состоятельными, чем будущий основатель a priori несостоятельного государства. Но даже и в более узком кругу большевистского крыла российской социал-демократии, не за морями, а совсем рядом с Лениным, стояли люди, не только мало в чем уступавшие ему, но зачастую и превосходившие его во многом, - словом, люди, вполне способные категорически оспорить интеллектуальное лидерство Ленина. Так почему же все-таки Ленин? Талант организатора? Да, несомненно. Но кто, не кривя душой, может сказать, что организаторский талант, скажем, Л.Д.Троцкого был ниже?.. Вспомним. Долгие годы этот человек не только стоял вне большевистской партии, но и занимал зачастую враждебные ей позиции. Больше того, у самого Ленина было достаточно оснований относиться к Л.Д.Троцкому без всякой приязни: что-что, а личные счеты у них велись уже более десяти лет, крови друг другу они попортили изрядно. И вот, едва вступив в партию большевиков, уже в считанные недели он поднимает свой партийный рейтинг до рейтинга самого Ленина. Испытанное ядро большевистского ЦК практически мгновенно оказалось потесненным этим чужаком, но, наверное, ни у кого не возникало сомнений в том, что место, занятое им в складывавшейся более десяти лет партийной иерархии, принадлежит ему по праву. Это ли не свидетельство яркого таланта? О роли Троцкого в организации вооруженного восстания и, позднее, в Гражданской войне я уж и не говорю... Но почему же все-таки Ленин? Попробуем вновь вглядеться в ленинские работы с целью своеобразной реконструкции определяющих черт его личности. Какой человек предстанет перед нами? Умный, несомненно умный, значительно возвышающийся над средним уровнем... (Тот факт, что по большому счету исторической правоты уровень стратегического мышления Ленина оказался существенно ниже уровня многих его оппонентов, отнюдь не означает собой того, что он был недалеким человеком, - нельзя бросаться и в противоположную крайность в его оценке.) ...Человек железной решимости и несгибаемой воли. Обладающий страшным энергетическим потенциалом... Прервемся, чтобы условиться. Отречемся от семидесятилетней традиции канонизации и подойдем к нему как к обыкновенному человеку, одному из миллионов, пусть и отмеченных большими способностями, но все же смертных земных людей. Иными словами, попробуем применить к нему те же самые определения, которые мы в сходных обстоятельствах, не задумываясь, применили бы к любому другому человеку, обожествление которого не вменяется в обязанность всей силой могущественнейшего в мире государственного аппарата. Итак: обладающий страшным энергетическим потенциалом... хам. Да, все это вступает в резкий диссонанс со всем тем, что когда-либо говорилось о Ленине в открытой форме, и тем не менее такая аттестация имеет вполне достаточное право на существование. Повторюсь: если бы речь шла не о Ленине, но о любом другом человеке, то уже самый способ ведения полемики со своими идейными противниками давал бы нам все основания для такого рода дефиниций. Но я готов согласиться и с более мягким определением: скажем, человек, не стесненный внутренними обязательствами перед императивами общечеловеческой нравственности. Сочетание качеств, как видим, убийственное. Противостоять такому сочетанию едва ли возможно. Уже одно оно давало Ленину значительную фору перед большинством его товарищей по партии. Но только ли это обеспечило ему лидерство? Обратимся к общеизвестному. Отсутствие действительно стратегического видения, помешавшее Ленину разглядеть неминуемый крах так называемой 'мировой революции', вовсе не означало, что он должен быть отнесен к разряду слепцов. Что-что, а политическую конъюнктуру он чувствовал как, может быть, никто другой. Поэтому не понимать того, что крестьянство в своей массе не поддерживает (и не поддержит!) программные установки большевиков, он не мог. Ленин, разумеется, сознавал, что вздумай большевики пойти в Октябре на реализацию своей программы, Россия (а Россия того времени на три четверти - крестьянская страна) неминуемо отвернулась бы от них. В случае же насильственного внедрения большевистской программы крестьянство ответило бы войной (как это и было доказано позднейшими событиями). Поэтому тот факт, что в данном пункте социальных преобразований политика большевиков прямым курсом вела к гражданской войне (впрочем, к гражданской войне она вела отнюдь не только в этом пункте), был очевиден для многих, и именно в развязывании гражданской войны обвиняли Ленина еще в канун Октября. (К слову сказать, драматург М.Шатров, утверждая, что тогда, в семнадцатом, была только одна альтернатива: либо Ленин, либо Корнилов, не договаривает того, что сам Корнилов был прямым порождением ленинского курса в социалистическом движении и не будь ленинщины, не смогла бы возникнуть и корниловщина.) Но вот действительно талантливый ход, позволивший временно нейтрализовать крестьянство как носитель в принципе несовместимой с большевизмом силы: Ленин по его собственному признанию целиком, без малейшего изъятия, принимает (крадет?) программу эсеров. Ход блистательный! Ведь им не только нейтрализуется крестьянство, но и автоматически обеспечивается поддержка самой могущественной по тем временам партии - партии эсеров. В самом деле, выступить в этих обстоятельствах против большевиков, значит, показать, что им дороги не столько народные интересы, сколько соображения собственного политического престижа; если эсеры стояли и в самом деле за то, чтобы дать народу землю, они были бы нравственно обязаны поддержать это мероприятие даже в том случае, если бы все лавры доставались бы одним большевикам. Многие идеи в истории духа остаются нетленными памятниками человеческому гению. Уже одна только эта идея могла бы обессмертить имя Ленина... если бы было дозволительно венчать лаврами человека, добывшего победу нечестным путем. Правда, боксера, неожиданно бьющего ниже пояса, немедленно дисквалифицируют - победившего же политика пропагандистский аппарат тут же обряжает в белоснежные ризы. Впрочем, при всей блистательности этого запрещенного приема победа отнюдь не гарантировалась вероломно сделанным ходом, он давал лишь определенную оттяжку времени - и не более того. При сложившемся повороте событий перспектива гражданской войны становилась даже более осязаемой. Вдумаемся. Пойти до конца по пути честной реализации чужой программы, означало бы потерпеть поражение: ведь целью любого политического движения является осуществление своей. Поэтому во имя исключения перспективы неизбежной трансмутации партии возврат к первоначальным лозунгам большевизма рано или поздно встал бы на повестку дня. Отсюда маневр с украденной программой ни в коем случае не мог рассматриваться как подлинное изменение собственных лозунгов большевизма под давлением реальной действительности, это был лишь временный маневр, дающий возможность собраться с силами и заставить-таки крестьянство принять именно большевистскую программу. Ленину как политическому деятелю была бы и в самом деле