Немаленькая трагедия

— О, папа! Ты очнулся! Я так рада!

— Дочка?

— Да это я! Потерпи еще немного, и я спасу тебя из этого жуткого места. Сестры — просто звери. Никогда бы не поверила, что они на это способны.

— Корделия?

— Как? Кардиограмма? Тут такого слова не знают. Они палачи, а не врачи. Я как узнала, где тебя держат, чуть в обморок не упала. Представь, эти негодяи не хотят тебя отдавать!

— Что со мной? Я слеп?

— Какой-то цестицерк… Но всё — ложь! Это они говорят специально в угоду сестрам! Я еще подам на них в суд! А сейчас надо бежать. Держись за меня крепче. Вот так…

— Куда мы?

— Твои коллеги по театру, узнав, что бывший режиссёр в таком плачевном положении, не поскупились на деньги. Года на два их хватит. Как окажемся в городе, пойдем ко мне, я уже подготовила комнату и наняла сиделку. Тебе будет хорошо!

— Сиделку? Нет, не надо!

— Что такое, папа? Пойдем!

— Я не хочу!

— Но надо спешить, пока нас не заметили. Иначе они опять отправят тебя в эту облезлую палату, пропахшую гнилыми овощами и нестираным бельем.

Послышался глухой рокот, потом рёв мотора.

— О, бог мой! Шишиги?

— Да, я наняла грузовик, чтобы довезти нас до города. Скорее! Появились санитары, они хотят нас остановить!

— Нет! Только не шишиги!

— Папа! Пожалуйста! Ой! Ты делаешь мне больно! Пойдем!

— Меня предашь, меня обманешь ты! Не выйдет! Я буду драться на смерть!

— Ай! Отпусти!

Торопливые шаги санитаров потерялись в какофонии криков.

— А! Больно! Папа!

— Вы прокляты навечно! Все! Все, неблагодарные!

— Хватай его за руку!

— Освобождай её!

— Эй, осторожнее! Она ранена!

— Откуда у него столько сил! Шприц давай!

— Скорее!

— Давай! Давай! Коли его, коли!

Когда старика уволокли, Корделия подняла выпавший из кармана больного листок и прочла:

Я мчусь сквозь аберрации
Воняющим болидом,
В предчувствии лактации
Больным эритроцитом.

Мой мозг гниющий плещется
Сквозь дыры в черепушке,
И волос чуть колышется
На выбритой макушке.

Пилой из морга доктор
Излечит мой психоз,
А некрофаг-прозектор —
Мой авитаминоз.

Пропишут терапию
Изгаженным бинтом,
Затем лоботомию,
И вскрытие потом.

Я стану чистым клиром
С хрустальною душой.
Гроб будет моим миром
С могильною плитой.

Слёзы наполнили глаза женщины. Она вспомнила этот школьный стишок, написанный ею еще до операции. Отец бережно хранил его, несмотря на полный разрыв с ребенком. Значит, он знал путь, идя по которому она обрела покой. Только закрытые чакры дарят мир и вечную радость. В последний миг он выбрал эту дорогу, не дав Корделии пожертвовать убеждениями ради иллюзии добра. Слепец прозрел.

Растроганная до абсолютного позитива, гордая за отца, счастливая, как Синяя Птица, Корделия отправилась искать свой звездолёт…