Кузнецов Николай Васильевич (даты жизни неизвестны) — поэт из круга Михаила Кузмина, знакомый Георгия Иванова. Судя по всему, поводом к написанию очерка послужило сообщение о самоубийстве другого поэта, Николая Адриановича Кузнецова (1904–1924), входившего в литературную группу «Молодая гвардия». Об этом говорит характеристика, данная ему в «Литературной энциклопедии» (М., 1929–1939. Т. 5. Ст. 703): «…Отрыв писателя от заводской и комсомольской среды, соприкосновение с богемой, материальная необеспеченность — всё это обусловило острый кризис, приведший К. к катастрофе». Совпадение имен могло поначалу ввести Георгия Иванова в заблуждение, но вместе с тем неожиданное причисление «Кокоши Кузнецова» к «пролетарским поэтам» могло дать и неожиданный ключ к раскрытию характера этого персонажа ивановских мемуаров. Образ «Кокоши Кузнецова» появился также в рассказе «Жизель» (Иллюстрированная Россия. 1929. № 2), в основе которого лежал автобиографический материал. Здесь ему дана характеристика: «весёлый скандалист, профессиональный бездельник, никому не ведомый художник и знаменитый игрок на бильярде» (Иванов Г.В. Собр. соч. в 3 т. Т. 2. М.: Согласие, 1994. С. 212).
76
Ауслендер Сергей Абрамович (1886–1943) — прозаик, драматург, племянник М. Кузмина.
77
При перепечатке очерка в газете «Сегодня» Георгий Иванов сократил почти весь этот отрывок до слов «Богемных знакомых множество…». Для связки он написал несколько других абзацев, частично используя фразы из сокращенного текста:
«Прошло несколько лет. Мы сидим за чаем. Кузнецов оказывает мне особую честь: совещается со мной об устройстве обеда для своей Анны Павловны, Дульцинеи Тобосской.
Обед устраивается не на прежней пышной квартире, — она перестала существовать: «папашка» умер, предварительно проигравшись в Монте-Карло. Кузнецов живет самостоятельно в трех комнатах на Петербургской стороне. Прислуживает и готовит ему старая нянька. В остальном быт мало переменился. Та же трапеция, те же трусики и туфли, тот же пасьянс. И та же ни на шаг не подвинувшаяся вперед влюбленность в «идеал целомудренный»…
Впрочем, как не подвинувшаяся? Неправда. Например, сдалась же она на настойчивые просьбы своего воздыхателя приехать к нему пообедать. И вот Кузнецов озабоченно переставляет мебель, снимает трапеции, вешает портьеры, готовясь к этому неслыханному торжеству.
Он трет лоб. Обещал позвать публику из богемы, — ей любопытно посмотреть. Но кого позвать?..»
78
Конец этого отрывка в газете «Сегодня» несколько иной:
«— Милый друг, у вас очаровательно, но я устала, мне пора домой. Нет, не надо меня провожать…
Кузнецов молча церемонно кланяется, подает пальто, целует руку, усаживает Анну Павловну на извозчика. Потом он, поднявшись домой, даже не сняв пальто, только расстегнувшись, стреляется. Больше месяца он находится между жизнью и смертью, а поправившись, уезжает добровольцем на фронт».
79
Блигкен Иосиф (1852–1903) и Робинсон Макс (1849–1906) — граждане США, организовавшие в Петербурге известную кондитерскую фирму «Блигкен и Робинсон».
80
Впервые: Последние новости. 1927. 3 окт. № 2385. Небольшой фрагмент, где описывается прибытие Мандельштама из Грузии в несколько иной редакции появился до того в цикле «Петербургские зимы»: Дни. 1926. 4 апр. № 972.
81
Строки из стихотворения О. Мандельштама «В Петербурге мы сойдемся снова…».
82
Слова из рассказа Бориса Андреевича Пильняка (наст. фам. Вогау) (1894–1938) «Метель» (1922).
83
Этому товарищу позже Г. Иванов посвятит очерк «Мертвая голова» (см.: Сегодня. 9 и 11 окт. 1932. № 280 и 282. Перепечатано: Иванов Г.В. Собр. соч. в 3 т. Т. 3. М.: Согласие, 1994). В поздней публикации, стремясь «героизировать» образ, Иванов умолчал о пристрастии своего товарища к морфию.
84
Сорт коньяка.
85
Смирна (ныне Измир) — город в Турции, который славился своими коврами.
