сказанному. Наконец Векслер выдохнул и резко повернулся к Бондаренко. В глазах его растерянность сменилась злобой.
— Надо было ему горло перерезать! — сказал Векслер.
— Сам бы и резал,— ответил Бондаренко.
Векслер затушил сигарету и налил коньяк только в свою рюмку.
— Что же будем делать? — спросил он задумчиво.
— Может, наведаться в больницу и добить? — предложил Бондаренко.
Он тоже наполнил рюмку и нервно отломил от ломтика сыра маленький кусочек.
Векслер с презрением взглянул на непонятливого партнера.
— Там уже наверняка полно ментов,— процедил он сквозь зубы.— Сиди и не рыпайся.
Затем Векслер залпом выпил рюмку. Это помогло ему немного успокоиться. Он закурил.
— Ладно,— проговорил Векслер задумчиво,— алиби у нас стопроцентное. А лиц наших он не видел: даже если выживет, сказать ничего не сможет.
В этот момент зазвонил телефон. Векслер протянул руку и снял трубку.
— Да,— сказал он.
— Лева, это Костя,— раздалось в трубке.— Ты новости смотрел?
— Смотрел,— вздохнул Векслер.
— Что скажешь?
— Осечка вышла.
— Нужно встретиться, поговорить.
Голос в трубке был жестким. Векслер напрягся и нервно затушил сигарету.
— Приходите завтра,— продолжал голос.
— Хорошо,— ответил Векслер,— будем завтра в полдень.
В трубке раздались короткие гудки. Положив ее, хозяин квартиры вновь взялся за бутылку. На сей раз он наполнил обе рюмки...
В это время в джаз-клубе «Джи Эф Си» вечер был в самом разгаре. Ансамбль на сцене играл традиционную джазовую музыку. Публика в небольшом зале потягивала пиво. Многие притопывали ногами в ритм. Клубы табачного дыма плыли над потолком.
Майор Соловец вошел в зал и, увидев свободное место возле стойки, направился туда. Затем он обратился к подошедшему к нему бармену.
— Вы не подскажете,— спросил Соловец,— где я могу найти Павла Левитина?
— Он на сцене,— ответил бармен,— на контрабасе играет.
Соловец посмотрел на.сцену. В глубине ее стоял немолодой мужчина с контрабасом. Из-за полумрака, царившего в зале, рассмотреть музыканта было непросто.
— А когда они заканчивают? — спросил Соловец.
— Минут через пятнадцать,— ответил бармен.
Соловец заказал чашку кофе, закурил и стал слушать музыку. Неожиданно он стал получать удовольствие от игры музыкантов, хотя раньше никогда не ходил на джазовые концерты, не покупал пластинок и вообще не интересовался джазом.
Однако у Соловца было немного времени для расслабления. Когда ансамбль закончил играть, музыканты спустились со сцены в зал. Павел Левитин подошел к стойке и попросил стакан сока. Соловец подошел к нему и сел рядом.
— Здравствуйте, Павел Александрович,— сказал оперативник,— меня зовут Соловец Олег Георгиевич, я из Уголовного розыска.
Сказав это, Соловец вынул из кармана удостоверение и протянул его Левитину. Музыкант внимательно прочитал.
— Майор...— сказал он многозначительно и оценивающе взглянул на Соловца.
Молодцеватый, подтянутый Соловец в гражданской одежде не очень был похож на майора милиции.
— И зачем же я понадобился Уголовному розыску? — неторопливо спросил Левитин.
— У меня для вас печальное известие,— сказал Соловец, стараясь быть как можно более корректным.— Сегодня было совершено нападение на вашего сына. Он тяжело ранен, находится в больнице.
— Как это случилось? — тихо произнес Левитин.
— Когда Виктор возвращался домой, на него напали двое неизвестных. Сейчас он находится без сознания.
— Что говорят врачи? — спросил Левитин.
— Врачи надеются на благоприятный исход. Разрешите задать вам несколько вопросов?
— Спрашивайте.
— Вы часто общаетесь с сыном?
— Пятнадцать лет назад я разошелся с его матерью,— сказал Левитин.
Он задумался. Соловец видел, что эти воспоминания тяжелы для его собеседника.
— К сожалению,— продолжил Левитин,— с сыном мы стали общаться только после ее смерти. До развода я часто отсутствовал, а когда мы разошлись, она не поощряла моих встреч с ним.
— Вы были в курсе его дел?
— Нет. У нас не было принято обсуждать дела друг друга.
— Он не рассказывал, угрожал ли ему кто-нибудь в последнее время?
Левитин отрицательно покачал головой.
— Можно его увидеть? — спросил он.
— Я направляюсь в больницу, можете поехать со мной.
— Хорошо, но мне нужно минут десять, чтобы собраться.
— Я подожду вас в машине.
Соловец вышел на улицу, подошел к машине, сел в нее. Левитин произвел на майора приятное впечатление. В нем чувствовалась какая-то скрытая сила. Казалось, в музыканте есть до предела сжатая пружина, которая может в любой момент разжаться и вынести наружу сгусток энергии... Такие мысли промелькнули в голове Соловца, пока он сидел один в машине. Вскоре, однако, музыкант вышел из дверей клуба. Соловец посигналил ему фарами. Левитин сел на переднее сиденье. Машина тронулась.
По дороге Соловец и Левитин не разговаривали. Минут через десять они уже входили в двери Военно-медицинской академии. После джаз-клуба атмосфера больницы с ее запахами показалась майору угнетающей. В сопровождении врача Левитин и Соловец молча прошли по коридорам и оказались перед дверью палаты, где находился сын Левитина. Возле двери на стуле сидел милиционер. Он встал, приветствуя Соловца. Майор вместе с Левитиным зашли в палату.
Сын Левитина Виктор лежал без сознания. Голова его была перебинтована, на лице — темные кровоподтеки. Рядом с Виктором на стуле сидела его жена Лена. Увидев Павла Левитина, Лена встала и подошла к нему. Тот обнял ее за плечо. После паузы, длившейся с минуту, Соловец обратился к Лене.
— Простите, Лена,— сказал он негромко,— можно с вами поговорить?
Лена кивнула и вышла в коридор вместе с Соловцом. Павел Левитин остался в палате наедине с сыном. Он сел на стул, на котором до него сидела Лена. Долго и молча старший Левитин смотрел на лицо лежащего без сознания Виктора.
В это время Соловец беседовал в больничном коридоре с Леной.
— Я понимаю ваше состояние, Лена,— сказал Соловец, стараясь быть как можно деликатнее,— но постарайтесь все же ответить на мои вопросы.
— Спрашивайте.
— Вы давно замужем?
— Мы поженились два года назад. Но знакомы еще с института. Я училась на параллельном курсе. В институте мы почти не общались. Но спустя два года после окончания столкнулись на одной вечеринке, стали встречаться, а потом и поженились.
— Обсуждали вы с Виктором его дела?
— Нет, не обсуждали. Видите ли, у нас с самого начала сложилось, что я занимаюсь домом, а он
