Воздушный колодец

свою тощую пока кожемитовую папку. Выкладывать особо было нечего.

—

Похоже, что убийца и Костыгин — одно лицо. Доводы такие: собака взяла след и привела в квартиру, это раз. Второе: способ убийства бытовой, непрофессиональный, если так можно выразиться, и… — тут оп помедлил, и Шрамко поторопил его:

—

Допустим. Но зачем бросать оружие на месте преступления? Вот ты бы бросил? — он ткнул пальцем впереди себя, и небольшая родинка на его щеке побагровела. — Думаю, что нет, не бросил бы. На крыше дома, в котором живешь, возле пожарного люка своего подъезда…

—

Чушь, конечно, — недоуменно развел руками Климов, — но если кто-то напугал преступника, и он спешит, хватает быстренько одежду своей жертвы и бежит? Тем более, когда убийство неожиданно для самого убийцы.

—

Считаешь, что на почве ссоры?

—

Думаю, что да.

—

Ну, хорошо. Поедем дальше.

—

Свидетели, верней, одна старуха…

—

Из тех, кто сюсюкает с кошками и вечно шпыняет детей, — подал голос Гульнов, и Шрамко поднял палец: не перебивай.

—

Старуха видела в субботу вечером, где-то около двадцати одного часа, нашего подозреваемого в обществе светловолосой девушки, на которой были потертые джинсы цвета беж и белая спортивная майка. Они вошли в лифт и, как показалось свидетельнице, тут же о чем-то заспорили. Какая обувь была на подруге Костыгина, ответить трудно. Скорее всего, кроссовки.

Климов помолчал и подытожил:

—

Больше ничего существенного.

—

М-да… — протянул Шрамко, — приметы весьма отличительные, редкие по оригинальности.

Возникла пауза.

—

Какие варианты? — поискал в пачке сигарету Шрамко и, убедившись, что там пусто, выбросил ее в корзину. Климов с Гульновым не курили, и ему пришлось доставать из стола новую.

«Собственно, вариантов всегда много», — подумал Климов и еще больше придвинулся к столу, накрывая руками

свое отражение на его гладкой полированной поверхности:

—

Первое: погибшая недавно познакомилась с Костыгиным, дала себя увлечь, взглянуть на ночной город с крыши дома, затем он ее насилует и, боясь разоблачения, бьет молотком.

—

Ты звонил в медэкспертизу?

—

Да.

—

И что они растребушили?

Шрамко понюхал сигарету и потянулся к зажигалке, поблескивавшей чистым никелем возле настольного календаря.

—

Заключение должны передать завтра, а на словах, следующее: при обследовании трупа на запястьях и внутренних поверхностях бедер обнаружены ссадины и синяки, характерные для следов насилия. При вскрытии установлена беременность. Срок небольшой: восемнадцать дней.

—

Выходит, она знала его минимум недели три, — сдул со стола табачные крошки Шрамко и щелкнул зажигалкой. — Хотя она могла и от другого забеременеть.

Он прикурил, и слоисто растекающийся дым потянулся к открытой фрамуге.

Климов продолжил:

—

Отмечаются ушибы пяточных костей, локтевых суставов и позвоночника. Смерть наступила от паралича дыхательного и сердечно-сосудистого центров, как результат перелома основания черепа.

—

Понятно, — стряхнул пепел и снова затянулся сигаретой Шрамко. — Он что же, крупный малый, этот Костыгин?

— Судя по вещам, по описанию свидетелей, как раз наоборот: худой и длинный.

—

Щуплый, нервный, замкнутый, — счел необходимым уточнить Гульнов, опросивший многих жильцов дома.

—

Откуда же тогда ушибы пяточных костей и позвоночника? — потер подбородок Шрамко и перевел взгляд с Климова на заговорившего Андрея. — Это какой же надо обладать звериной силой, чтобы приподнять живого человека и бросить его оземь?

Он покачал головой, как бы не соглашаясь с каким-то внутренним противоречием, и видя, что вопрос остался без ответа, поднес сигарету к губам. Выдохнув дым, он разогнал его рукой и некоторое время курил молча, изредка сбивая пепел в корзину для бумаг. Должно быть, решал — усиливать группу розыска еще кем-нибудь или нет.

—

Криминалисты сведений не давали?

—

Еще нет.

—

Поедем дальше.

Климов еще ближе придвинулся к столу.

—

Второе: зная, что убитая беременная, можно предположить, что некто третий расправился с ней. То ли по собственному умыслу, то ли по просьбе Костыгина. Кстати, — вспомнил Климов, — среди вещей, принадлежащих подозреваемому, найдена фотокарточка убитой, где она снята на берегу моря в самом веселом расположении духа. На обороте приписка, сделанная, вероятно, ее рукой: «Все равно я тебя не боюсь!»

—

Где фотография? — живо поинтересовался Шрамко.

—

Тимонин экспертам повез.

—

Ну, работнички, — то ли удивленно,

толи

укоризненно покрутил головой Шрамко и, продолжая смотреть на Климова, а вернее, в его сторону, но куда-то сквозь него, мимо него, позвонил экспертам, попросив тех как можно быстрее провести анализ отпечатков с фотокарточки убитой.

—

И копию давайте поскорее, копию, — сказал напоследок Шрамко и раздавил сигарету в пепельнице. — Без фотографии нам паспортисты не помогут.

Он положил трубку и глянул на часы. Время бежало, а они все еще топтались на месте. Сообщив Климову, что криминалисты обещали прислать дубликат фотографии минут через двадцать, спросил:

—

Сколько в доме выходов на крышу? Не считали?

Климов не успел и рта раскрыть, как Андрей уже

выпалил:

—

Считали! Восемь. Два боковых — в первом и в последнем подъездах — забиты.

Все это он произнес с поспешностью школьника, впервые вызубрившего урок.

—

Значит, действующих шесть?

—

Нет, только три. На остальных люках — замки, но у кого ключи, никто не знает. Лифтеры пользуются двумя лазами, в третьем и в шестом подъездах.

—

Видно, кто-то досконально изучил пути отхода, — пощелкал ногтем по сигаретной пачке Шрамко и отодвинул ее от себя. — Пиши.

Климов взял из папки чистый лист и склонился над ним. «Подготовить данные на всех лифтеров, сантехников, электриков, телемастеров, строителей, когда-либо обслуживавших этот дом…»