История Аполлония, царя Тирского

госпожа, сюда; здесь есть нужда в твоем искусстве; утешь владельца этого корабля и этих людей; убеди сидящего во тьме выслушать утешения; уговори оплакивающего супругу и дочь выйти на свет. Это поистине дело благочестия, за которое господь дарит людей своими милостям [8]. Ступай же к этому человеку и убеди его выйти. Может быть, богу угодно, чтобы он благодаря нам остался в живых. Если ты сумеешь это сделать, я через тридцать дней выкуплю тебя у сводника, чтобы ты могла всецело предаться соблюдению данного тобой обета целомудрия, и дам тебе, кроме того, десять сестерциев золота. — Выслушав эти слова, девушка тотчас спустилась в трюм к Аполлонию и тихим голосом приветствовала его: — Здравствуй, кто бы ты ни был, и радуйся! Ибо утешить тебя пришла не порочная женщина, а целомудренная девушка, которая среди тяжких испытаний хранит свою невинность и чистоту.

41. Проговорив это, она приятным голосом стала петь:

Вечно по грязи хожу, но ее словно вовсе не вижу,
Розе подобна в шипах, что в неведенье колет шипами.
Силой пираты меня увезли, угрожая оружьем,
Продали своднику, я же и здесь чистоту сохраняю.
Только не ведать бы мне по отцу и по матери скорби?
Лишь одного я хочу: чтобы знал мой отец, где я ныне.
Царского рода дитя, порожденье я предков знатнейших,
Ныне в презренье живу, веселюсь по чужому приказу.
Ты ж свои слезы сдержи, горькой скорби предел полагая,
Взор свой и дух обрати к небесам и сверкающим звездам!
Внемлет молитве господь, всего сущего мудрый создатель,
Скорби великой твоей не позволит он тщетной остаться!

При этих словах Аполлоний поднял голову, взглянул на Тарсию, застонал и воскликнул: — Горе мне, несчастному! Зачем я нарушаю благочестие и так долго предаюсь скорби! — Потом он приподнялся, сел и сказал, обращаясь к девушке: — Я благодарен тебе за твой разум и благородство. А за желание меня утешить я тебя вознагражу… <..текст испорчен..> когда-нибудь, если ко мне вернется радость, и я вновь верну себе царство, а тебя, раз ты говоришь, что ты из царского дома, верну, может быть, твоим родителям. Теперь же возьми вот эти двести золотых и радуйся, как радовалась бы, если бы вывела меня из тьмы. Иди с миром и, прошу, не призывай меня больше, ибо ты лишь вновь воскрешаешь мою неутихшую боль. — Взяв деньги, Тарсия покинула его убежище. Афинагор остановил ее: — Куда ты идешь, Тарсия? Ты, значит, ничего не добилась? Неужели никак невозможно выразить сострадание и помочь человеку, который так убивается? — Девушка ответила ему: — Я сделала все, что могла. Но он дал мне двести золотых и просил уйти, уверяя, что, видя меня, еще горше страдает и терзается. — Я дам тебе четыреста золотых, только пойди к нему еще раз, — сказал Афинагор, — верни ему золото, которое он подарил тебе, и уговори его выйти на свет. Скажи: «Я хочу не денег, а твоего спасения». — Тарсия вновь спустилась в трюм и сказала Аполлонию: — Если ты решил не покидать этого убежища, то вместо огромных денег, которыми ты меня одарил, позволь мне остаться с тобой и поговорить здесь, во мраке. Если ты разгадаешь мои загадки, я спокойно удалюсь, а иначе верну твое золото и уйду прочь. — Аполлоний, не желая, чтобы она возвратила деньги, и в то же время стремясь еще послушать речи разумной девушки, сказал: — Хотя мне в моем горе ничего не нужно, кроме слез и стенаний, спроси меня, что ты хотела (только не уговаривай меня радоваться), а затем уходи. Дай мне, молю, предаться моей скорби.

42. И Тарсия сказала:

Храмина есть на земле, что исполнена звуков прекрасных;
Храмина вечно звучит, но безмолвствует вечно хозяин.
Оба в движенье бессменном, хозяин и храмина эта.

Если, как ты уверяешь, ты царь своей родины, разреши мою загадку (ибо царю подобает быть мудрее всех). — Поразмыслив, Аполлоний сказал: — Знай, что я не солгал: храмина на земле, исполненная звуков, — это море, безмолвный хозяин этой храмины — рыба, которая движется с морем вместе. — Тарсия восхищается этим объяснением, понимает, что перед нею настоящий царь, и задает ему еще более трудную загадку:

Нежная брега подруга, соседствуя с морем извечно,
Сладостно Музам пою, а опустят искусной рукою
В черную краску меня, стану речи я вестницей верной.

Аполлоний сказал: — Нежная подруга бога,[9] которая воссылает к небесам свои песни, — это всегдашняя соседка берегов, тростинка, ибо ее место вблизи вод. Если ее опустить в черную краску, она становится вестницей речи (из нее рождается то, что ею передается).[10]

Девушка задает Аполлонию новую загадку:

Леса прекрасного дочь, высока я, стройна и подвижна,
Спутников многих несу на себе, и легко я, и быстро
Много путей пробегаю, следов за собой не оставив.

Вновь подумав, Аполлоний сказал девушке: — О, если б я мог забыть свое горе, я научил бы тебя тому, чего ты не знаешь! Но отвечу на твой вопрос (я удивляюсь, как ты в столь молодом возрасте обладаешь такой мудростью!): длинное дерево — это ладья, дочь прекрасного леса; легко и быстро несется она, наполненная людьми, пробегает много путей, никогда не оставляя за собой следа.

43. Тарсия, вдохновленная мудростью его ответов, продолжает:

Сильный огонь, но безвредный гуляет по этим покоям,
Все объято огнем, но ничто от него не сгорает:
Голы покои совсем, и гость обнаженный в них входит.

— Если б я в силах был забыть свое горе, — сказал Аполлоний, — я бы невредимым вступил в это пламя; ведь я вошел бы в баню, где по трубам всюду поднимается огонь. Покои голы, ибо нет в них ничего, кроме скамей; гость снимает одежду и входит туда обнаженным.

И снова сказала ему девушка:

Выкован я из железа; двойным острием необорным
С ветром могучим в борьбу я отважно вступаю и с морем,
В сердце его погружаюсь и в дно я вгрызаюсь пучины.