Стивен Кинг, Стюарт О'Нан
Лицо в толпе
Летом после смерти жены Дин Эверс начал засматриваться бейсболом. Как и многие другие перелетные птички из Новой Англии, нашедшие убежище он северных бурь на побережье залива во Флориде, Дин хотя и болел за «Ред сокс», но великодушно взял под крылышко еще и тамошних «Скатов», слывших в те годы вечными мальчиками для битья. Пока Дин тренировал в Детской лиге, ярого фанатизма в нем не наблюдалось (до Пата, его сына, ему было далеко), но все чаще и чаще по вечерам, когда небо на западе окрашивалось вычурным закатом, он включал телевизор в своей пустой квартире и смотрел матчи.
Дин знал, что это всего лишь способ скоротать время. Они с Элли прожили вместе сорок шесть лет, в радости и в горести, а теперь разделить воспоминания было не с кем. Именно Элли убедила его переселиться в Сент-Пит, но не прошло и пяти лет после переезда, как у нее случился инсульт. А ведь была она в прекрасной форме, вот в чем весь ужас. Они как раз размялись неплохой партией в теннис. Элли снова выиграла, а, значит, напитки покупал Дин. Они сидели под клубным зонтом, попивая ледяной джин с тоником, когда Элли внезапно вздрогнула и приложила к глазу руку.
— Что, холод в голову ударил? — спросил Дин.
Элли не двинулась. Так и застыла: один глаз накрыт, другой вперился в какую-то точку далеко позади него.
— Эл… — Дин притронулся к ее плечу. Позже он вспомнит, какой холодной оказалась кожа, хотя доктор и скажет, что быть этого не могло.
Она упала лицом на стол. Разлетелись бокалы, на звон сбежались официанты, управляющий и спасатель из бассейна, который мягко положил голову Элли на сложенное полотенце и встав на колени следил за ее пульсом, пока не приехали парамедики. Всю правую сторону парализовало, но она, слава богу, выжила. Вот только не прошло и месяца после ее возвращения домой из реабилитационного центра, как ее разбил второй, на этот раз смертельный инсульт. Дин в это время ее купал, и страшная сцена настолько врезалась ему в голову, что он решил переехать. Так он и оказался здесь, в многоэтажке недалеко от гавани. В округе он никого не знал, и поэтому радовался любому способу хоть как-то скоротать время.
За просмотром Дин ел собственноручно приготовленный ужин. Ходить по ресторанам в одиночку ему надоело, да и заказывать дорогие блюда на вынос тоже. Пока он лишь осваивал азы этого искусства. Он мог сварить макароны, поджарить бифштекс или нарезать красного перца для заправки готового салата из пакета. Получалось довольно аляповато, и Дин частенько разочаровывался в результатах, поедая пищу без всякого удовольствия. Сегодня он готовил купленные в «Пабликсе» свиные отбивные. Казалось бы, кидай их на горячую сковородку и вперед, но Дин никак не мог определить, когда мясо готово по-настоящему. Бросив отбивные на сковородку и быстренько сварганив салат, Дин освободил место на кофейном столике перед телевизором. Вскоре жир на днище сковородки начал подгорать. Дин пощупал мясо пальцем, проверяя на мягкость, но так и не понял, готово оно или нет. Тогда он разрезал отбивную и увидел, что внутри все еще оставалась кровь. А со сковородкой он еще намучается.
Когда Дин, наконец, откусил первый кусок, отбивная оказалась жесткой. — Гадость какая, — отругал он себя. — До шефа Рамзи тебе далековато.
«Скаты» играли с «Моряками», поэтому трибуны пустовали. Когда в город приезжали «Сокс» или «Янки», «Троп» набивался битком, в остальных же случаях народ на стадион не спешил. В старые скудные времена это еще имело смысл, но ведь теперь-то «Скаты» могли дать отпор любому клубу. Пока Дэвид Прайс разделывался с бэттерами противника, Эверс с ужасом заметил, что на обитых сиденьях за «домом» сидят несколько болельщиков и говорят по телефону. И, ясное дело, какой-то подросток принялся бешено махать руками. Кораблекрушение потерпел, не иначе. Наверное, его собеседник видел его сейчас по телику.
— Смотрите, — сказал Эверс. — Я в телевизоре, следовательно, я существую.
Парень промахал еще несколько подач. Расположился он как раз над плечом у рефери. Когда Прайс запустил крученый мяч, и при повторе показали вблизи зону страйка, в кадр попала увеличенная придурочная улыбка пацана вкупе с его замедленными взмахами. В двух рядах позади него одиноко сидел человек. Одет в медицинскую робу, редкие напомаженные волосы зализаны назад. Монолитный и суровый, словно нефритовый божок. Таким Эверс и запомнил доктора Янга, своего старого стоматолога из Шрусбери.
Молодой доктор Янг. Так называла его мать Эверса, потому что тот был старым уже тогда, когда Эверс сам был ребенком. Доктор служил в морской пехоте на Тихом океане и домой вернулся, оставив на Тараве часть ноги и всю надежду. Всю оставшуюся жизнь он отыгрывался не на японцах, а на местных детках, безжалостно находя крючком уязвимые места в зубной эмали и втыкая им в десны иглы.
Эверс даже жевать перестал и наклонился вперед, чтобы удостовериться. Прилизанные назад волосы, лоб размером с гору Рашмор, очки с бифокальными стеклами и тонкие губы, которые белели от усердия, когда доктор брался за бормашину. Да, это он, и не постарел ни на день, с тех пор как Эверс видел его в последний раз, больше пятидесяти лет назад.
Но ведь это невероятно: ему же должно быть не меньше девяноста. Хотя… В таком заповеднике, как Флорида, полно мужчин его возраста, а некоторые даже неплохо сохранились, едва не превратившись в загорелых, облаченных в гуайаверы мумий.
Нет, подумал Эверс, он же курил. И как же Эверс ненавидел запах одежды и дыхания доктора, когда тот наклонялся к нему поближе, чтобы получше пристроить бормашину. Карман робы плотно облегал красную пачку «Лаки страйк», причем бесфильтровых, самых что ни на есть гробовых гвоздей. Помните старый слоган: ЛСЗЛТ — «Лаки страйк» значит лучший табак? Может быть, то младший брат доктора. Или сын. Не просто молодой, а очень молодой доктор Янг.
Выполнив неберущийся фастбол, Прайс завершил иннинг. Тут же в трансляцию вклинилась реклама и вернула Эверса к действительности. Отбивные оказались жестче, чем перчатка кэтчера. Эверс выбросил их в корзину и взял банку холодного пива. Первый же глоток привел его в чувство. Нет, не мог то быть его доктор Янг, с дрожащими от похмелья руками по утрам и с дыханием, в котором к запаху сигарет примешивался явственный аромат джина. Сегодня его состояние назвали бы посттравматическим синдромом, да только отданному на милость его инструментов ребенку это бы не особо помогло. Эверс его презирал. Смерти доктору он не желал, но точно бы обрадовался, если бы тот куда-нибудь исчез.
Когда «Скаты» перешли в атаку, подросток снова замахал руками, но теперь ряды позади него пустовали. Эверс все ждал, что доктор Янг вернется с пивом и хот-догом, но иннинги шли, Прайс одного за другим выбивал игроков противника, а доктор все не появлялся. Недалеко от подростка сидела женщина в блестящей блузке. Она тоже махала телезрителям.
Эверсу очень хотелось, чтобы рядом оказалась Элли и поделиться с ней увиденным. Да и маме тоже уже не позвонить и не узнать, что да как с Молодым доктором Янгом. В общем, обычное дело: поделиться ему было не с кем. Скорее всего, там просто сидел еще один старик, которому нечем было заполнить пустые вечера, кроме как бейсболом. Вся разница в том, что сидел он на стадионе, а не у телевизора.
Поздно ночью, где-то около трех, Эверс понял, почему из всех возможных наказаний заключенные больше всего боятся камеры-одиночки. Побои, так или иначе, закончатся, а вот мысли покоя не дадут, питаясь бессонницей. Откуда он взялся, этот доктор Янг, о котором Эверс не вспоминал уже многие годы? Что это, знак? Предзнаменование? А, может быть, он потихоньку теряет связь с действительностью? После смерти Элли он боялся, что это может случиться.
Сходить с ума Дину не хотелось, поэтому следующий день он провел в бегах по делам. Поболтал с клерком на почте, поговорил с женщиной у столика выдачи книг в библиотеке. Так, легкий треп, но хоть какая-то связь с внешним миром. Каждое лето Пат с семьей уезжали на Мыс к родственникам Сью. Эверс все же позвонил им на автоответчик и оставил сообщение. Надо бы им как-нибудь собраться всем вместе. Он с радостью отведет их куда-нибудь пообедать или купит билеты на бейсбольный матч.
В тот вечер Эверс как ни в чем не бывало приготовил ужин. Правда, время теперь ощущалось острее, и поэтому цыпленка он слегка пережарил, стараясь успеть к первой подаче. «Скаты» снова играли с
