— Этого я не могу сказать.
Банкир заломил руки.
— Я никогда, никогда не увижу их больше! — воскликнул он. — А сын мой? вы продолжаете давать мне надежды относительно его?
— Мое, мнение нисколько не изменилось.
— Господи! так что же это за темные силы действовали в моем доме прошлую ночь?
— Если вы придете ко мне завтра утром, между девятью и десятью часами утра, я сделаю все, что могу, чтобы разъяснить это дело. Но необходимо, чтобы вы дали carte blanche действовать от вашего имени и что, в случае я найду камни, вы не ограничиваете суммы, которая мне может понадобиться.
— Я готов отдать мое состояние за них.
— Прекрасно. Итак прощайте; очень возможно, что мне придется вернуться сюда еще сегодня.
Я видел ясно, что мой приятель составил себе совершенно определенное мнение о деле, но каково оно было, этого я не мог себе даже и представить. Несколько раз, возвращаясь домой, я заговаривал с ним об этом; но он отвечал уклончиво и переводил разговор на другой предмет.
Не было еще и трех часов, когда мы вернулись домой. Он пошел в свою комнату и через несколько минут явился одетым совершенным бродягой. С поднятым кверху воротником, в засаленном сюртуке с красным галстухом и в разношенных сапогах, он был неузнаваем.
— Кажстся, что так будет хорошо, — сказал он, смотрясь в зеркало над камином. — Я бы желал взять вас с собой, Ватсон, но боюсь, что это невозможно. Надеюсь вернуться скоро.
Он отрезал ломтик говядины, стоящей на боковом столике около буфета, положил его между двумя кусками хлеба и, сунув в карман этот скудный обед, отправился в свою экспедицию. Я только что кончил пить чай, когда он вернулся, очевидно, весьма довольный и раскачивая в руке старую ботинку с хлыстиком.
— Я только заглянул, куда следует, — сказал он, — и сейчас пойду опять.
— Куда?
— О! на другую сторону Вест-Энда и не скоро вернусь. Не ждите меня и ложитесь спать, если я запоздаю.
— Ну, как же идут ваши дела?
— Ничего, жаловаться нельзя. Я был еще раз в Стритгеме, но в дом не входил. Это очень нежный маленький роман, и я очень рад, что познакомился с ним. Однако, что же я сижу и болтаю. Я должен снять с себя это тряпье и возвратить себе мой прежний высокопочтенный облик.
По его манере я видел, что он очень доволен. Глаза его блестели, а на бледных щеках горел необычный румянец. Он побежал наверх, и через несколько минут уже входная дверь хлопнула, что означало, что он снова ушел. Я подождал до полуночи, но так как он не возвращался, то я и ушел в свою комнату. Он нередко по целым дням и ночам не приходил домой, когда занят был каким-нибудь интересным следствием, поэтому его отсутствие меня не удивляло и не беспокоило. Не знаю, в котором часу он вернулся, но когда я на другое утро сошел к завтраку, он уже сидел с чашкой кофе в одной руке и газетой в другой, свежий и бодрый, как никогда.
— Вы меня извините, Ватсон, что я начал завтрак без вас, — сказал он, — но вы помните, что наш клиент должен скоро придти.
— Что же? теперь десятый час, — отвечал я, — и вот, кажется, как раз он звонит.
Это был действительно наш друг банкир. Меня поразила перемена, происшедшая со вчерашнего дня в его лице. Обыкновенно полное и широкое, оно вытянулось и осунулось, а волосы из седых стали белыми. Он вошел медленно и устало, что производило еще более удручающее впечатление, чем его вчерашнее возбужденное состояние. Он тяжело опустился в кресло. которое я подставил ему.
— Я не знаю, что я сделал, чтобы заслужить такое ужасное наказание, — сказал он. — Два дня тому назад я был счастливым человеком, без всякой заботы. Теперь передо мной одинокая и опозоренная старость. Одно горе всегда следует по пятам за другим. Моя племянница Мэри ушла от меня.
— Ушла?
— Да. Постель ее была сегодня утром не смята, комната пуста, а на столе в зале лежало письмо ко мне. Я сказал ей вчера вечером, но, право, в горе, а не в гневе, что если бы она вышла замуж за моего сына, то ничего бы этого не случилось. Может быть, не следовало мне говорить этого, и вот на это-то замечание мое она и намекает в своем письме:
«Милый дядя! — пишет она, — я чувствую, что внесла горе в ваш дом и что, если бы я поступила иначе, то на вас не обрушилось бы это страшное несчастие. С этой мыслью я уже не могу никогда быть счастливой в вашем доме и поэтому я должна оставить вас навсегда. Не беспокойтесь о моей будущности: она обеспечена, а главное, не ищите меня, так как это будет бесполезный труд и плохая услуга мне. В жизни и смерти всегда любящая вас
— Что она хочет сказать этой запиской, как вы думаете, мистер Хольмс? Не намекает ли она на самоубийство?
— Нет, нисколько. Это может быть самое лучшее разрешение вопроса. Мне кажется, мистер Хольдер, что вы приближаетесь к концу ваших несчастий.
— Что вы говорите? Вы слышали, вы узнали что-нибудь, мистер Хольмс? Где находятся камни?
— Вам не покажется слишком дорого заплатить тысячу фунтов за каждый?
— Я дал бы десять.
— Этого слишком много. Трех тысяч довольно, да что-нибудь за труды. Имеете ли вы при себе вашу чековую книгу? Вот вам перо и напишите чек на четыре тысячи фунтов.
Банкир написал требуемый чек.
Хольмс подошел к своей конторке, вынул из нее небольшой трехугольный кусок золота с тремя камнями и бросил его на стол.
С криком радости банкир схватил его.
— Вот они! Вот они! — кричал он, не помня себя от радости. — Я спасен, спасен! — Реакция радости была также сильна, как было и его горе, и он прижал к груди найденную драгоценность.
— За вами есть еще один долг, мистер Хольдер, — несколько мрачно сказал Хольмс.
— Долг? — банкир опять схватился за перо. — Скажите сколько, и я заплачу.
— Нет, — отвечал Хольмс, — вы должны не мне. Но перед этим благородным славным юношей, вашим сыном, вы обязаны смиренно извиниться. Он вел себя так, что я гордился бы, если бы мой сын поступил подобным образом.
— Так это не Артур взял их?
— Я уже вам вчера говорил, что не он, повторяю это сегодня.
— Вы уверены в этом? Так поспешимте же к нему, чтобы сказать, что истина открылась.
— Он уже знает все. Когда я разъяснил все это, я отправился к нему и, увидя, что он сам мне ничего не скажет, я рассказал ему все, и тогда он должен был сознаться, что я прав и прибавил некоторые подробности, которые были мне не совсем ясны. Однако ваша последняя новость развяжет ему язык.
— Ради Бога, скажите же мне скорее, что это за ужасная история?
— Хорошо. Я расскажу вам, как я добрался до истины. Но прежде позвольте мне сказать вам то, что вам будет очень тяжело услышать. Сэр Джордж Бернуелль и ваша племянница Мери были в тайном соглашении между собой. Теперь они бежали вместе.
— Мэри! моя Мэри! Это невозможно!
— К несчастию, это более чем возможно, это несомненно. Ни вы, ни сын ваш не знали по-настоящему этого человека, когда приняли его в свой семейный круг. Он один из опаснейших людей в Англии — разорившийся игрок и самый отчаянный мерзавец, без совести и сердца. Ваша племянница с такими людьми никогда не встречалась. Когда он объяснился ей в любви, так же, как клялся сотням других женщин, она льстила себя мыслью, что одна покорила его сердце. Вскоре она сделалась его игрушкой и привыкла видеться с ним почти каждый вечер.
— Я не могу, я не хочу верить этому! — закричал банкир, бледнее смерти.
