Я уже проникся твердым убеждением, Уотсон, что в деле этом одна тайна, а не три, и что если я смогу правильно прочесть ритуал Масгрейвов, в руках у меня окажется ключ, с помощью которого я узнаю правду и о дворецком Брайтоне, и о служанке Хауэлс. На это я и направил все свои усилия. Почему слуга так стремился овладеть тайной старого ритуального диалога? Очевидно, потому что он разглядел в нем нечто ускользнувшее от внимания многих поколений этих деревенских сквайров. Нечто позволявшее ему рассчитывать на личную выгоду. Что же? И как это нечто повлияло на его судьбу?
Когда я прочел текст ритуала, мне стало совершенно ясно, что упоминавшиеся в нем измерения пути шагами относились к какой-то точке и что в остальной части документа содержалось скрытое указание, намек на то, что спрятано в этой точке. Я понимал: обнаружив это место, мы сделаем шаг вперед и поймем, какой секрет пытались сохранить от забвения те древние Масгрейвы и почему они прибегли для этого к столь необычному способу. Они дали нам две начальные вехи — дуб и ель. Относительно дуба сомнений быть не могло: прямо перед домом, по левую сторону от аллеи, высился старинный дуб, дуб-патриарх, едва ли не самое величественное из всех виденных мною деревьев.
— Он уже стоял тут, когда писался текст ритуала? — спросил я Масгрейва, проезжая мимо дуба.
— Весьма вероятно, что он рос здесь еще во времена нашествия норманнов, — ответил хозяин поместья. — Его ствол имеет двадцать три фута в обхвате.
Итак, я с точностью определил свой первый ориентир.
— А старые ели здесь есть? — спросил я.
— Вон там раньше стояла одна древняя ель, но десять лет назад в нее угодила молния, а пень мы спилили.
— Но ты знаешь, где она была?
— Разумеется.
— Других елей нет?
— Старых нет. Зато много буков.
— Я хотел бы осмотреть место, где она росла.
Мы подкатили к дому на двуколке, и мой клиент тут же, не входя внутрь, повел меня на лужайку, где зияла проплешина, оставшаяся после ели. Она находилась приблизительно на равном расстоянии от дуба и от дома. Судя по всему, мое расследование подвигалось.
— Наверное, теперь уже невозможно выяснить, сколь высока была эта ель? — спросил я.
— Могу ответить хоть сейчас. Шестьдесят четыре фута.
— Откуда ты знаешь? — изумился я.
— Когда мой старый воспитатель давал мне уроки тригонометрии, как-то так получалось, что мы все время измеряли высоту. В отрочестве я измерил каждое дерево и строение в нашем поместье.
Это была неожиданная удача. Сведения поступали ко мне даже быстрее, чем я мог бы надеяться.
— Скажи-ка, твой дворецкий когда-нибудь задавал тебе такой же вопрос? — осведомился я.
Реджинальд Масгрейв удивленно взглянул на меня.
— Теперь, когда ты заговорил об этом, я вспоминаю. Несколько месяцев назад Брайтон спрашивал, высока ли была ель. Он сказал, что побился об заклад с конюхом…
Это была отличная новость, Уотсон, ибо мне стало ясно, что я на верном пути. Я поднял глаза на солнце. Оно стояло низко, и я подсчитал, что менее чем через час солнце будет как раз над верхушкой старого дуба. Таким образом исполнится одно из упомянутых в ритуале условий. Что касается тени под елью, то речь конечно же могла идти только о дальнем конце тени, иначе в качестве вехи был бы избран сам ствол. Теперь мне предстояло узнать, где будет дальний конец тени, когда солнце станет прямо над дубом.
— Должно быть, это оказалось не так-то просто. Холмс. Ведь ели больше не было.
— По крайней мере я знал, что если это удалось Брайтону, то удастся и мне. Да и трудностей, по сути дела, не было, Я отправился с Масгрейвом в его кабинет и выстрогал вот этот колышек, к которому привязал вот эту бечевку с узелком через каждый ярд. Потом я взял два колена удилища, составившие как раз шесть футов, и вернулся вместе со своим клиентом к месту, где росла ель. Солнце только-только зависло над дубом. Я поставил удочку торчком, отметил направление тени и измерил ее. Длина составила девять футов. Сделать расчет было очень просто. Если удочка длиной шесть футов давала тень в девять, значит, дерево высотой шестьдесят четыре фута отбрасывает тень длиной девяносто шесть футов, а направления этих теней, разумеется, совпадают. Я отмерил расстояние и оказался возле самой стены дома. Здесь я воткнул в землю колышек. Вы можете вообразить, Уотсон, какое радостное волнение охватило меня, когда в паре дюймов от моего колышка я увидел в земле коническую вмятинку. Я понял, что эту метку оставил производивший измерения Брайтон и что я по-прежнему иду по его следам.
Отсюда я принялся вышагивать, предварительно определив по карманному компасу стороны света. Сделав десять шагов правой ногой и десять левой, я очутился возле угла дома и снова воткнул в землю колышек, затем тщательно отсчитал пять шагов к востоку и два к югу. Теперь я стоял у самого порога дома. Два шага к западу означали, что я должен пройти их по выложенному камнем коридору. Здесь было место, упомянутое в ритуале.
Никогда прежде не испытывал я такого жестокого разочарования, Уотсон. Какое-то мгновение мне казалось, что в мои расчеты вкралась грубая ошибка. Лучи заходящего солнца освещали пол коридора, и я видел, что старые, истертые ступнями камни, которыми он был вымощен, плотно прилегали друг к другу и держались на цементе. Было ясно, что их не сдвигали много лет. Брайтон не оставил здесь никаких следов своей деятельности. Я простучал пол, но звук везде был одинаковый, трещин и полостей не оказалось. Однако Масгрейв, который начал понимать истинный смысл моих действий и был теперь так же взволнован, как и я, очень кстати достал рукопись и проверил расчеты.
— И вниз! — вскричал он. — Ты забыл об этих словах: «и вниз!»
Мне казалось, что эти слова означают, что мы должны копать, но теперь я мгновенно осознал свое заблуждение и воскликнул:
— Значит, под этими плитами есть погреб?!
— Да, такой же старый, как и дом. Вот здесь, за этой дверцей.
Мы спустились по каменной винтовой лестнице, и мой спутник, чиркнув спичкой, запалил большую лампаду, которая стояла на бочке в углу. В тот же миг мне стало ясно, что мы наконец достигли нужного места и что недавно тут побывал кто-то еще. Подвал служил дровяным складом, но теперь поленья, которые, очевидно, прежде усеивали весь пол, были свалены у стен с таким расчетом, чтобы обнажить середину пола. На этом пятачке лежала огромная тяжелая плита с ржавым железным кольцом в центре. К кольцу был привязан клетчатый черно-белый шейный платок.
— Боже! — вскричал мой клиент. — Это же шарф Брайтона, могу поклясться. Что тут делал этот негодяй?
По моему предложению вызвали пару местных полицейских, чье присутствие было необходимо. Потом мы попытались поднять плиту, потянув за шарф. Я смог лишь слегка сдвинуть ее, и только с помощью одного из констеблей мне наконец удалось оттянуть плиту в сторону. Под ней зияло черное отверстие. Мы заглянули в него. Став сбоку на колени, Масгрейв опустил в дыру лампаду. Нашим взорам предстала каморка площадью в четыре квадратных фута и глубиной футов в семь. Возле одной стены стоял низкий обитый медью деревянный сундук с поднятой крышкой, в замке торчал вот этот занятный старый ключ. Снаружи сундук окутывал толстый слой пыли, дерево было источено червями, на внутренних стенках обильно наросла синеватая плесень. По дну сундука было разбросано несколько металлических кружков. Судя по виду, старые монеты, такие же, как эти. Они составляли все содержимое сундука, больше в нем ничего не было.
Однако в тот миг мы не думали о старом сундуке, поскольку наши взгляды были прикованы к тому, что находилось рядом с ним. Это было человеческое тело, облаченное в черный сюртук. Человек сидел на корточках, упираясь лбом в край сундука и обхватив его руками. В этой позе кровь, останавливаясь, приливает к голове, и теперь никто не смог бы опознать это лицо цвета сырой печени. И тем не менее мой клиент, едва мы вытащили труп наружу, сразу, же определил по росту, одежде и волосам, что это и есть его пропавший дворецкий. Он был мертв уже несколько дней, но на теле не оказалось ни ран, ни синяков, которые помогли бы воссоздать картину его ужасного конца. Так что тайна оставалась неразгаданной даже после того, как труп был извлечен из подземелья. И эта тайна была почти столь же неразрешима, как и
