«Утренняя звезда» продвигалась довольно быстро, и через три недели она уже входила в Ла-Манш. С первого же часа, как немощный губернатор ступил на корабль, он начал восстанавливать свои силы, и к тому времени, когда они находились на половине пути, сэр Чарльз, если не считать его глаз, был уже совсем здоров. Те, кто пропагандирует целебные свойства вина, могли бы, торжествуя, указать на него, ибо он пьянствовал все ночи напролет. И тем не менее рано утром он появлялся на палубе, свежий и бодрый, поглядывая по сторонам своими слабыми глазами и расспрашивая о парусах и снастях. Его очень интересовало кораблевождение. Чтобы как-то возместить слабость зрения, губернатор попросил капитана прикомандировать к нему того матроса из Новой Англии, которого подобрали в лодке. Этот моряк должен был сопровождать губернатора, сидеть рядом с ним, когда тот играл в карты, и считать очки, ибо без посторонней помощи губернатор не мог отличить короля от валета.
Не удивительно, что Эвансон охотно прислуживал губернатору: ведь один из них был жертвой мерзавца Шарки, а другой — мстителем. Видно было, что огромному американцу доставляло удовольствие поддерживать своей рукой инвалида, а по вечерам он почтительно стоял за креслом губернатора и показывал своим здоровенным пальцем с обгрызенным ногтем на ту карту, с которой нужно было ходить. Кстати сказать, к тому времени, когда на горизонте появился мыс Лизард, в карманах капитана Скарроу и старшего помощника Моргана оставалось весьма мало денег.
Вскоре на судне убедились, что все рассказы о вспыльчивости сэра Чарльза Ивэна не дают должного представления о его бешеном нраве. При малейшем возражении или противоречии его подбородок выскакивал из шарфа, его властный нос задирался еще более высокомерно и бамбуковая трость свистела в воздухе. Однажды он сильно хватил ею по голове судового плотника, нечаянно его толкнувшего. В другой раз, когда команда стала роптать из-за плохой пищи и пошли толки о мятеже, губернатор заявил, что нечего ждать, пока эти собаки восстанут, а нужно опередить их и выбить у них из головы дурь.
— Дайте мне нож! — кричал он, изрыгая проклятия, и его с трудом удержали от расправы с представителем команды.
Капитан Скарроу вынужден был напомнить ему, что если на Сент-Китте губернатор ни перед кем не отвечал за свои действия, то в открытом море убийство есть убийство. Что касается политических взглядов, то, как и следовало ожидать, губернатор был убежденным сторонником ганноверской династии и в пьяном виде клялся, что всякий раз, как встречал якобита, пристреливал его на месте. И все-таки, несмотря на его бахвальство и неистовый нрав, он оставался хорошим компаньоном, знавшим бесконечное количество анекдотов и всевозможных историй; у Скарроу и Моргана никогда еще не было такого приятного рейса.
Наконец наступил последний день плавания. Они миновали остров Уайт и вновь увидели землю — белые скалы Бичи-Хед. К вечеру судно попало в штиль в миле от Уинчелси; впереди виднелся черный мыс Данджнесс. На следующее утро они в Форленде примут на борт лоцмана, и еще до вечера сэр Чарльз сможет встретиться с королевскими министрами в Вестминстере. На вахте стоял боцман, и три приятеля в последний раз сидели в каюте за картами. Преданный американец по-прежнему заменял губернатору глаза. На столе была крупная сумма, оба моряка старались в этот последний вечер отыграться, вернув то, что они проиграли своему пассажиру. Вдруг губернатор бросил карты на стол и сгреб все деньги в карман своего длиннополого шелкового жилета.
— Игра моя! — заявил он.
— Э, сэр Чарльз, не так быстро! — воскликнул капитан Скарроу. — Вы не закончили, а мы не в проигрыше.
— Врете! Чтоб вам подохнуть! — закричал губернатор. — Я говорю вам, что я уже закончил и вы проиграли.
Он сорвал с себя парик и очки, и под ними оказался высокий лысый лоб и бегающие голубые глаза с красными, как у бультерьера, веками.
— Силы небесные! — завопил помощник. — Это же Шарки!
Моряки вскочили, но огромный американец прислонился своей широкой спиной к двери каюты, в каждой руке было по пистолету. Пассажир также положил пистолет на рассыпанные перед ним карты и рассмеялся визгливым, похожим на ржание смехом.
— Да, джентльмены, капитан Шарки, так меня зовут, — сказал он. — А это Крикун, Нэд Галлоуэй, квартирмейстер «Счастливого избавления». Мы им задали жару, и они высадили нас: меня — на песчаной отмели Тортуга, а его — в лодку без весел. А вы, собачонки, бедные, доверчивые собачонки с водой в сердце вместо крови, вы стоите под дулами наших пистолетов.
— Хотите стреляйте, хотите нет! — крикнул Скарроу, ударяя себя кулаком в грудь. — Пусть это мой последний вздох, Шарки, но я тебе говорю, что ты кровавый негодяй и мошенник и тебя ждет петля и адское пекло.
— Вот это человек с характером, он мне по душе. Он сумеет умереть красиво! — воскликнул Шарки. — На корме никого нет, кроме рулевого, так что не тратьте воздуха на пустые разговоры — вам недолго осталось им дышать. Нэд, ялик на корме готов?
— Да, капитан!
— А остальные шлюпки продырявлены?
— Я просверлил каждую в трех местах.
— Тогда пришло время нам расстаться, капитан Скарроу. У вас такой вид, как будто вы еще не совсем пришли в себя. Нет ли у вас какой-нибудь просьбы?
— Ты дьявол, сам дьявол! — крикнул капитан. — Где губернатор Сент-Китта?
— Последний раз я видел его превосходительство в постели с перерезанной глоткой. Когда я бежал из тюрьмы, я узнал у друзей — а у капитана Шарки есть доброжелатели в любой гавани, — что губернатор уезжает в Европу, причем капитан корабля никогда его не видел. Я забрался к нему через веранду его дома и отдал ему небольшой должок. Затем я отправился на ваш корабль, нарядившись в его одежду и захватив очки, чтобы скрыть мои предательские глаза. Я и чванился перед вами, как подобает губернатору. А теперь, Нэд, займись ими.
— Помогите! Помогите! Эй, на вахте! — завопил помощник, но огромный пират с размаху ударил его по голове рукояткой пистолета, и он рухнул, как бык на бойне. Скарроу устремился к двери, но страж закрыл ему рот одной рукой, а другой обхватил его за талию.
— Напрасно стараетесь, капитан Скарроу, — сказал Шарки. — Я хочу посмотреть, как вы на коленях будете умолять о пощаде.
— Я вас раньше… увижу… в аду! — крикнул Скарроу, освобождаясь от ладони, закрывавшей ему рот.
— Нэд, выкручивай ему руку. Ну, а теперь как?
— Не буду, даже если вы ее совсем отвертите.
— Всади-ка в него нож на один дюйм.
— Хоть все шесть дюймов…
— Чтоб мне утонуть, мне нравится его неукротимый дух! — заорал Шарки. — Спрячь нож в карман, Нэд. Вы спасли свою шкуру, Скарроу. Очень жаль, что такой отважный человек, как вы, не избрал единственную профессию, где храбрый малый может заработать себе на жизнь. Вас, видно, ждет необычная смерть, Скарроу, если вы побывали в моих руках и остались в живых, чтобы поведать об этом миру. Нэд, свяжи-ка его.
— Капитан, может быть, привязать его к печке?
— Ну что ты говоришь! В печке огонь. Оставь свои разбойничьи шуточки, Нэд Галлоуэй, а не то я покажу, кто из нас капитан и кто квартирмейстер.
— Да нет, я думал, что вам хочется его поджарить, — оправдывался Нэд. — Неужели вы хотите отпустить его живым?
— Привяжи его к столу. Хоть нас с тобой и высадили на багамских отмелях, все равно я капитан, а ты должен меня слушаться. Да захлебнись ты в соленой воде, подлюга! Ты что, смеешь возражать, когда я приказываю?
— Да нет же, капитан Шарки, не кипятитесь так, — сказал квартирмейстер и, подняв Скарроу, положил его, как ребенка, на стол. С привычной ловкостью моряка он связал распятого капитана по рукам и ногам веревкой, протянул под столом, и заткнул ему рот длинным шарфом, еще совсем недавно прикрывавшим подбородок губернатора Сент-Китта.
