но как можно тише и незаметнее.
Эти двое и являлись теми охранниками, которые были осведомлены о запасном варианте.
Я незамедлительно последовала приказу убраться восвояси. Мы проследовали до двери, скрывающейся за колоннами. С обеих сторон от нее отходили широкие лестницы с массивными перилами. Приглашенные продолжали веселиться, а для нас вечер закончится, по-видимому, головной болью, и отнюдь не от похмелья. Теперь нас с Парфеновым ожидают лабиринты коридоров и хлопающие с силой двери, словно ворота преисполни. Последний ужасно длинный коридор, крутой поворот — и все мы выходим, как говорится, на финишную прямую. Я вижу перед собой двери лифта, остается нажать на кнопку, забраться в его тесное логово и ждать счастливого приземления на первом этаже. Когда мы проходили очередной закоулок, ответвлявшийся в правую сторону, я, как только поравнялись с ним, заметила боковым зрением какое-то движение и повернула голову в ту сторону. Там стоял человек, в руках у него был «Калашников».
Не спеша, словно в замедленной съемке, как мне показалось, он поднял ствол. Холодное чрево подарило нам сразу несколько десятков стальных мини-боеголовок. Я шла по левую руку от Парфенова, телохранитель постарше прикрывал его спину, а молодой охранник оказался как раз на линии огня с правой стороны. Первая пуля раздробила ему локтевую кость, а затем удары приняли грудь, живот, шея. Я обхватила Парфенова и толкнула его вперед, сзади бежал второй телохранитель. Молодой уже лежал на полу, и его тело продолжало конвульсивно вздрагивать.
Перпендикулярно коридору, по которому мы бежали к лифту, шел еще один. Я с Парфеновым спряталась за одним углом, охранник — за другим. Мы могли видеть друг друга и переговариваться. Я приподняла юбку, чтобы достать свой «Макаров». Он висел в специальной кобуре под коленом.
— Вызывай лифт, — заорал мой напарник, стараясь заглушить автоматную очередь.
Убийца вышел из своего укрытия и направился в нашу сторону, стреляя на ходу. Куски известки отлетали от стен, осыпая нас белой пылью. Я нажала кнопку, вернее, несколько раз ударила по ней, пока не загорелся красный огонек. Двери наконец распахнулись, и я, схватив Парфенова в охапку, прикрывая собой, втолкнула в кабину. Этот раб страха был полностью подвластен моим движениям, будто размякший в горячих руках пластилин. Телохранитель встал между нами и убийцей и до боли жал на курок своего «маргулина». Неожиданно появился еще один убийца. Оказывается, исполнителей заказа было двое. Второй убийца встал на колено и поддерживал своего напарника огнем. Двое против одного — это нечестно.
— Лежать и не высовываться, — крикнула я Парфенову, прижимая его к полу.
В это время телохранитель упал на спину и как раз в дверях лифта. Его мертвое тело мешало им захлопнуться до конца. Мне пришлось подняться и, отстреливаясь, втащить покойника внутрь. При этом мою левую руку дважды обожгла, буквально пронзила страшная боль.
Одна из пуль застряла в плече. Металлические створки наконец-то сомкнулись, но несколько пуль все же прошили двери лифта, ничто не помешало им. И в этот момент с пола вскочил Парфенов. Я и ползвука не успела издать. Те пули, что попали ему в грудь, застряли в бронежилете, но одна, самая сообразительная, угодила бизнесмену прямо в лоб. Он упал на колени, постоял несколько секунд, а потом рухнул лицом вниз.
Мне тоже досталось — в правом боку полыхала боль, словно лесной пожар, но мне было не до этого. Я первый раз в жизни не знала, что делать дальше.
Двери распахнулись на первом этаже. Охранники, увидев такую картину, просто опешили. Сквозь скопление людей протиснулся в кабину Сенцов. Он приблизился к боссу, перевернул его на спину и убедился, что он мертв.
Затем посмотрел на меня. Я сидела, прислонившись здоровым плечом к стенке лифта. В глазах Сенцова читались то отчаяние, то ненависть. Наконец он заорал на своих подчиненных во все горло:
— Чего смотрите! Живо оцепить здание!
Чтобы даже мышь не проскочила! — Сенцов нагнулся ко мне и произнес почти шепотом:
— А с тобой у нас разговор будет особый.
И что это он так разошелся? Нечего все списывать на меня. Тех, кто знал о запасном варианте, осталось двое. Сенцов и я, Охотникова.
Глава 2
— Записываем? — поинтересовался с некоторым нетерпением корреспондент Тарасовской Государственной телерадиокомпании Скоровский. Он переминался с ноги на ногу, держа микрофон в вытянутой руке. — Давайте начинать поскорее, — не унимался Скоровский. — А то я здесь топчусь, понимаешь, без дела, и люди думают обо мне бог знает что. На самом деле — просто замерз.
Он демонстративно выдохнул. Через открытый рот пошел пар. Такой, который бывает только в стужу. Но несмотря на холодный северный ветер, мелкий дождь и повышенную влажность, народ высыпал на главную площадь города.
От холода людей не спасали осенние пальто, кожаные куртки и высоко поднятые воротники.
Ветер без особого труда забирался внутрь через рукава, обхватывал шеи своими ледяными руками, причем рук ему хватало на всех.
Митинг был организован лидерами профсоюзов. К нему долго готовились и, наконец, получив разрешение, собрали рабочих всех крупных заводов Тарасова. Всему этому предшествовали забастовки на рабочих местах, голодовки и акции протеста. Люди были недовольны невыплатой зарплаты — задержка уже превышала полгода, — а также ее уровнем, не сочетающимся с уровнем стоимости потребительской корзины.
И все эти шесть месяцев — полное игнорирование властями требований рабочих, отсутствие более или менее правдивой информации в выпусках местных новостей.
— Скоро вы там? Ну чего возитесь? — уже возмущенно прогремел Скоровский. Журналист, устав ждать, нервно передернул плечами.
Оператор, не обращая внимания на его реплики, искал нужный ракурс. Выбрал, наконец, подходящий и остановился на нем.
— Готово! Можно начинать, — крикнул он.
