беззастенчиво уподобляется своей лесной родне. Возвращаясь к красоте линий — разве не примечательно, что, когда многие породы собак откровенно и общепризнанно безобразны, неужто найдется хоть одна здоровая и развитая кошка любой породы, которая не была бы красива? Конечно, и уродливых котов немало — но всегда из-за нечистокровности, недоедания, уродства или увечья. Ни об одном кошачьем отпрыске в его приличном состоянии при всем желании нельзя подумать как о чем-то, хотя бы неизящном — и этому противостоит претягостное зрелище невероятно сплюснутых бульдогов, гротескно вытянутых такс, ужасающе нескладных косматых эрделей и им подобных.

Конечно, можно возразить, что эстетические стандарты относительны — однако мы всегда судим по стандартам, дарованным нам опытом, и, сравнивая кошек и собак по меркам западноевропейской эстетики, не проявляем несправедливости к обоим видам. Если некое неведомое племя на Тибете найдет эрделей прекрасными, а персидских кошек — безобразными, то мы не станем спорить с ними на их территории; однако сейчас мы на своей территории — и вот приговор, который толком не сумеет оспорить даже самый ревностный кинофил. Один из тех, что обычно обходят проблему при помощи житейской уловки, говоря 'Трезорка такой домашний, он милый!' Эта детская слабость к гротескной, кричащей безвкусице 'миленького' также воплощается в популярных комиксах, куклах-уродцах и всей уродливой декоративной дряни от 'Billikin' или 'Krazy Kat', обнаруживаемой в 'уютных гнездышках' мещан с претензией на вкус.

Что же до интеллекта, то тут претензии собачников забавны — забавны потому, что они настолько наивны, чтобы судить о разуме зверя по степени его покорности человеческой воле. Пес принесет брошенную палку, а кот — нет, следовательно (!!!) пес умнее. Собаку легче выдрессировать для цирка и эстрады, чем кота, следовательно (О Зевс!) он — разумнее. Все это, естественно, полный вздор. Ведь мы не сочтем внушаемого человека более разумным, чем независимого гражданина, поскольку первого можно заставить голосовать, как нам угодно, тогда как на второго невозможно повлиять; однако бессчетное количество людей используют подобный аргумент при оценке серого вещества собак и котов. Соревнование в подобострастии — до этого не унизится ни один уважающий себя Барсик или Мурка; очевидно, что реальную собачьего и кошачьего интеллекта можно получить только при тщательном наблюдении за собаками и котами в изолированном состоянии, вне сферы влияния людей, когда звери самостоятельно ставят себе цели и для их достижения используют свой природный интеллект. После чего мы проникнемся здравым уважением к нашему домашнему мурлыке, что несклонен выставляет напоказ свои желания и деловые методы, ибо в каждом расчете и замысле кот демонстрирует холодный, как сталь, и сбалансированный союз интеллекта, воли и чувства меры, который совершенно посрамляет эмоциональные излияния и покорно вызубренные трюки 'умного' и 'верного' пойнтера или овчарки. Последите за котом, решившим проникнуть в дверь, и увидите, как терпеливо он ждет удобного момента, не упуская свою цель из виду даже тогда, когда, пока суд да дело, из соображений целесообразности он притворяется незаинтересованным. Последите за ним в разгар охоты и сравните это расчетливое терпение и спокойное исследование своего участка с шумной беготней его конкурента-пса. Нечасто кот возвращается с пустыми лапами. Он знает, чего хочет, и собирается получить это самым подходящим способом, даже ценой времени — которое он мудро признает чем-то несущественным в этом бесцельном мире. Ничто не уводит его в сторону, не отвлекает его внимания — а нам известно, что у людей это признак психической устойчивости, что способность придерживаться своей линии среди множества отвлекающих факторов считается отменным знаком интеллектуальной силы и зрелости. Дети, старухи, простолюдины и псы болтают, что ни попадя; коты и философы придерживаются темы. Изобретательность котов также подтверждает их превосходство. Собаку можно неплохо натаскать делать что-то одно, но психологи объяснят вам, что эти заученные автоматические реакции малоценны как показатели реального интеллекта. Чтобы судить о подлинном развитии мозга, поставьте его в новые, непривычные условия и посмотрите, насколько хорошо он сумеет справиться с заданием исключительно путем самостоятельных умозаключений. Где кот способен молча отыскать с десяток загадочно успешных вариантов, там бедный Фидо зайдется лаем от замешательства, не понимая, что творится. Допустим, ретривер Ровер сильнее взывает к сентиментальному расположение, когда крайне кинематографично спасает ребенка из горящего дома и, но факт есть факт: усатый мурлыка Мурз — биологический организм высшего разбора; нечто, физиологически и психологически близкое к человеку из-за своей полной независимости от чужих порядков, и потому заслуживает большего уважение у тех, кто судит по философским и эстетическим стандартам. Кота мы можем уважать, как не можем уважать пса — неважно, кто из них больше нам по нраву, но если мы скорее эстеты и аналитики, чем экзальтированные мещане, то чаша весов неминуемо должна склониться на сторону кота.

Следует также добавить, что даже надменный и самодостаточный кот никоим образом не лишен сентиментальной привлекательности. Стоит нам освободиться от диких моральных предубеждений, от предвзятого образа 'вероломного' и 'ужасного птицелова', как 'безобидная кошечка' покажется нам олицетворением домашнего уюта, а маленькие котята станут предметами обожания, идеализации и воспевания в самых восторженных дактилях и анапестах, ямбах и хореях. Я, смягчившийся к старости, и сам признаюсь в неумеренном и совершенно нефилософском пристрастии к крохотным угольно-черным котятам с большими желтыми глазами — я способен пройти мимо одного из них, не погладив, не больше, чем доктор Джонсон на прогулке был способен пройти мимо уличного столба, не наградив его ударом. Более того, во многих кошках встречается ответная нежность, вполне подобная той, что так громко превозносится в собаках, людях, лошадях и т. п. Кошки начинают ассоциировать определенных людей с действиями, неизменно приносящими удовольствие и приобретают к ним привязанность, проявляющую себя в радостном возбуждении при их приближении — неважно, несут люди еду или нет, — и печали при их затяжном отсутствии. Некий кот, с которым я был на короткой ноге, дошел до того, что принимал пищу только из одних рук, и скорее бы остался голодным, чем взял хоть кусочек у щедрых на подачки соседей. Имел он и четкие симпатии среди других котов этого счастливого семейства: добровольно уступал пищу одному из своих усатых приятелей, но самым свирепым образом встречал малейший косой взгляд, которым угольно-черный соперник по кличке 'Снежок' награждал его блюдце. Если нам возразят, что эти кошачьи нежности в сущности 'эгоистичны' и 'утилитарны', в ответ давайте спросим, сколько человеческих привязанностей, не считая тех, что растут прямиком из примитивных животных инстинктов, имеют под собой иную основу? Когда в итоге у нас выйдет абсолютный ноль, нам легче будет воздерживаться от простодушного порицания 'эгоистичного' кота.

Богатая внутренняя жизнь кота, дарующая ему превосходное самообладание, хорошо известна. Пес — жалкое создание, целиком зависящее от компании и совершенно теряющееся, когда оказывается не в стае и не под боком у хозяина. Оставьте его одного — он не сообразит, что делать, кроме как лаять, выть и суетиться, пока изнеможение не свалит его с ног. А кот всегда найдет, чем себя занять. Подобно человеку развитому, он знает, как быть счастливым в одиночестве. Если, поглядев по сторонам, он не обнаружит ничего забавного, он тотчас примется развлекать себя сам, и тот по-настоящему не знает кошек, кому не доводилось украдкой наблюдать за живым и умненьким котенком, который счел, что остался в одиночестве. Лишь неподдельная грация охоты за хвостом под непринужденное урчание раскроет нам все очарование тех строк, которые Колридж посвятил скорей детенышам людей, а не котов:

'…проворный эльф, Поет и пляшет для себя'.

Но целые тома можно посвятить кошачьим играм, ведь многообразие и эстетические выражения их шалостей неисчислимы. Достаточно будет сказать, что при этом коты проявляли черты и поступки, которые психологи достоверно объясняют проявлениями шутливого настроения и причудами в полном смысле слова; так что задача 'заставить кота смеяться', возможно, не так уж невыполнима даже за пределами графства Чешир. Короче говоря, пес — тварь незавершенная. Подобно человеку низшему, ему необходим эмоциональный толчок извне; он должен возвести нечто на пьедестал как бога и первопричину. Кот совершенен сам по себе. Подобно человеческому философу, он самодостаточное существо и микрокосм. Он естественное и цельное создание, поскольку воспринимает и ощущает себя таковым, тогда как пес способен представлять себя лишь в связи с кем-то другим. Ударьте пса, и он оближет вам руку — тьфу! Этот

Вы читаете Коты и собаки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×