перекидывались малопонятными словечками. Я решил зайти к адвокату Гаю Поллоку, закоренелому холостяку и любителю изящной словесности, с которым мы с Кэрол когда-то перебирали заглавия книг, предполагая, что «обсуждаем литературу».

Жилье его ничуть не изменилось — все то же захламленное логово. Он был у себя и читал «Рассказ о Библии» ван Луна.[17]

Гай мне обрадовался. Если с Кенникотом я чувствовал себя чужаком, а Кэрол держалась со мной несколько принужденно, то Гай встретил меня с искренней сердечностью.

Поговорив о знакомых, выслушав, что такой-то умер, а такой-то процветает, я заметил:

— Да, перемен у вас много — мостовая и прочее.

— Это верно. И еще ожидаются. Хотят провести новый водопровод. Ежечасные автобусные рейсы в Гуин-сити — не дольше, чем на поезде, и вдвое дешевле. И еще собираются строить новую методистскую церковь — из камня. Только…

— Берегитесь этого слова!

— Знаю, знаю. Только город мне сейчас нравится гораздо меньше, чем раньше. Говорить стали больше — об автомобилях, о радио, — но какие-то ужасно неинтересные разговоры. Раньше судачили о том, кто за кем ухаживает, говорили о политике и об отвлеченных предметах, рассказывали скабрезные анекдоты, а сейчас только и слышишь, что о новых батареях для приемника. С тех пор, как доктор Уэстлейк умер, Майлс Бьёрнстам уехал, а Вайда Шервин посвятила себя сыну-бойскауту, и даже Кэрол Кенникот… ничего не поделаешь, доктор убедил ее, что порядочной женщине не пристало заниматься обличениями или хотя бы просто проявлять чрезмерный энтузиазм, — просто не с кем словом перекинуться. В старые времена здесь жили пионеры. Они считали, что каждого, кто не посещает по воскресеньям евангелическую церковь, следует линчевать, но зато в них чувствовался огонь. Теперь их почти не осталось. Им на смену пришли владельцы ванн, лимузинов, плетеной мебели, моторных лодок и дач на берегу озера, и они ни за что не допустят, чтобы радикалы посягнули на все эти хорошенькие вещички и чтобы пустопорожняя болтовня о человеческой душе мешала им высказываться по поводу этих вещичек. Не подумай, что мне больше по душе обитатели Гринвич-Вилледж, которые способны только болтать. Мне нравятся люди, которые честно работают, платят свои долги, любят своих жен. Мне бы вовсе не хотелось, чтобы на их месте оказались возвышенные души, которые имеют привычку рассаживаться на полу и бросать окурки в пустые стаканы из-под виски. Только.

Он почесал подбородок.

— Не знаю. Но эти бесконечные разговоры о наезженных милях и маджонге наводят на меня такую тоску! Они воспевают новые тормоза, как персидские поэты воспевали лепестки роз; асфальт — их религия, а хорошая погода, благоприятствующая автомобилизму, — их патриотизм. Они обсуждают камеры и покрышки с таким же жаром, с каким в пятнадцатом веке спорили о непорочном зачатии. Порой мне хочется спрятаться в хижине на массачусетских холмах и заняться изучением греческого языка. А, давай поговорим о чем-нибудь попроще!

— Тогда скажите мне свое мнение о предвыборной кампании. Вы, верно, тоже будете голосовать за Кулиджа. Помнится, вам всегда нравились безнравственные книжки, которых не допускали в публичные библиотеки, но, с другой стороны, вы говорили, что всех членов ИРМ надо перевешать и что Лафоллет — сомнительная личность.

— Разве? Ну, так на этот раз я собираюсь голосовать за Лафоллета. Я считаю, что люди, которым не нравится, когда посреди интересной беседы раздается оглушительный треск приемника и жизнерадостные болваны восклицают: «Добрый вечер, дражайшие радиослушатели!» — такие люди должны голосовать за Лафоллета, и если мы не изберем его на этот раз, то все равно когда-нибудь обязательно изберем. Я верю, что поклонение великому богу Мотору в конце концов вызовет обратную реакцию.

— Кенникот считает, что они нас побили раз и навсегда.

— Если это так, если нам суждено до конца дней слушать голос Кулиджа, записанный на фонограф или передаваемый по радио, тогда нашим внукам придется эмигрировать в Сибирь. Но я в это не верю. Даже и Кенникоты не чужды прогрессу — по крайней мере я на это надеюсь. Его предки высмеивали Гарвея, потом Коха и Пастера, а для него они авторитеты. Его внуки будут смеяться над Кулиджем, подобно тому, как сам Кенникот сейчас смеется над бородой Резерфорда Б. Хэйса.

А пока мне бывает очень одиноко по вечерам. Теперь даже и в кино не сходишь; мы до того рьяно взялись насаждать нравственную чистоту по образцу нашего высоконравственного фундаменталиста- президента, что в кинокартинах уже не увидишь дурацких ковбойских похождений, а только неверных жен да девчонок в купальных костюмах. Так что я решил-и достанется же мне от моих добропорядочных коллег! — решил пойти агитировать за Лафоллета!

Мы все должны это сделать. Довольно мы терпели засилье доктора Кенникота и роскошных лимузинов, которые катятся по новой мостовой Главной улицы — и по нашим душам!

1924

,

Примечания

1

«Такой большой» — реалистическим роман: из фермерского быта американской писательницы Э. Фербер (р. 1887) Опубликован в 1924 году. Повествует о нелегкой судьбе вдовы, вырастившей сына и нашедшей свое место в жизни.

2

«Крисчен сайенс монитор? — орган религиозной организации Христианская Наука, известен своей консервативной ориентацией.

3

Путнэм, Нина Уилкокс (р. 1888) — второразрядная американская писательница, популярная в мещанской среде.

4

Уилсон, Гарри Леон (1867–1939) — американский писатель, юморист; некоторые его книги были экранизированы.

5

Ларднер, Ринг (1885–1933) — американский писатель, крупный мастер сатирической новеллы.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×