настоящий сытный обед. Правда, все они были с ребенком, а то и двумя, но даже дети казались какими-то другими, — не мешали, не лезли с капризами. Представляю, как бы ты скривилась, услышав такое! «Алия проституток».
Вранье! Они не были проститутками, просто одинокие бабы. Я пять лет встречался с одной такой женщиной, продавщицей из супера. Кстати, она совершенно не похожа на эту идиотку «Любу», что изображают в телевизионных передачах. Нормальная милая женщина, фигура не хуже твоей. Кажется, она надеялась, что я оставлю семью и переберусь к ней насовсем…
Что говорить! Галь получил дату призыва, девчонки ждали бат-мицвы… Куда я мог от вас деться? Как развестись с собственными родителями!
Но дело не только в детях, Хана. Это была совершенно чужая женщина. Она не знала нашей жизни, она слушала какую-то другую музыку, она говорила с детьми о чем-то своем, на своем языке. Я не мог бы появиться с ней ни у кого из друзей. Она ничего не понимала ни в истории, ни в религии. А какую чушь лепила она про политику! Хотелось сдохнуть на месте. Кстати, как разрешают голосовать только что прибывшим эмигрантам, ума не приложу?! Половина наших проблем от их полного незнания страны и идиотских решений.
Хотя с нашим правительством трудно кого-то винить, даже палестинцы кажутся умнее. Хочется разбить телевизор об стенку после каждых новостей.
Знаешь, Хана, я устал. Устал переживать за страну, бороться за служебные успехи, ложиться в чужие постели с чужими женщинами…
У нас такой хороший уютный дом, девочки подрастают умницами и красотками, Галь, наконец, отслужил. Вся эта история с Индией не больше, чем мальчишеское увлечение, разве я не понимаю. Вернется как миленький, и поступит в тот же Технион, и родит своих детей, и они поступят в Технион… Чем плох этот путь? Тем более, мы не знаем никакого другого.
Иногда мне так хочется просто посидеть с тобой рядом, ты до сих пор прекрасно выглядишь, ты до сих пор привлекаешь меня. Зачем эти бесконечные разборки и пережевывание старых обид? Честно говоря, я очень ждал этой Индии, надеялся, она как-то сблизит нас. Может, все-таки поехать? Старики простят, в конце концов, не так часто я их обижал?
Вот, дверь открылась, ты поднимаешься по лестнице. Мне ли не знать твоих шагов…
Какой приятный день сегодня. Жара, наконец, спадает.
Да, я опять задержалась после работы, но ты даже не спрашиваешь, который час.
Не волнуйся, Шмулик, я не нарушу твой покой и не стану приставать с разговорами. Можешь спокойно читать газету, надеюсь, хоть она тебя чем-нибудь порадует!
Ничего другого от твоих родителей я просто не ждала, можешь не беспокоится. И не собираюсь сводить счеты со стариками, пусть делают, что хотят.
Впрочем, они всегда делали, что хотели. Как и ты. Как и твои братья. Стойкое положительное семейство Шварц!
Родители были так довольны моим браком, — хорошая культурная семья, ашкеназы. И никто не заметил главного, — твоя мать пережила Катастрофу! Казалось бы, что это меняет, все дети родились уже в Израиле? Но ты лучше всех знаешь, что случилось с твоей матерью. У нее не осталось сил жить, вот что с ней сделала Катастрофа.
Ты же никогда не знал ни любви, ни ласки! У твоей матери не осталось сил даже на любовь к собственным детям! Может быть, только с младшим она пробудилась, но это уже ничего не меняло для нас с тобой.
Как мне хотелось в наши первые годы приласкать тебя, обнять, положить голову на плечо…
Но ты ничего не понимал. Любая нежность вызывала только одну реакцию — завалить меня на кровать и расстегнуть брюки. Я просто боялась твоих жестких бесстыдных рук, которые сразу лезли в интимные места, вызывая унижение и боль.
Ты никогда не мог просто обнять меня, погладить по голове… Особенно во время беременности, когда так нужны поддержка и внимание. Но ты окончательно терял интерес, если не светил секс, ты вовсе не замечал меня в это время. Хорошо, что после Галя родились близнецы, я бы не выдержала третьего раза. Это я-то, которая всегда мечтала иметь много детей!
Знаешь ли ты, что у меня никогда не было другого мужчины? Теперь я страшно жалею. Все больше приходится стыдиться собственного тела — позорных складок на боках, дряблого подбородка. Уже никому не понадобятся мои безумные ласки, которые я сочиняла ночами под твой равнодушный храп. Мои груди и плечи мерзли от одиночества. Чтобы уснуть, я научилась удовлетворять себя сама, прямо в постели, благо тебя ничто не могло разбудить.
Зачем я вспоминаю все это? Зачем я живу своими обидами? Не знаю. Наверное, их было слишком много.
Я училась лучше всех в семье, я обожала читать, уже в восьмом классе я победила на конкурсе юных переводчиков. Даже мой папа, который всегда потакал мальчишкам, согласился оплатить учебу в университете. А ведь у него было семь детей.
Разве это интересовало тебя или твоих родителей? Магазин — вот что вас интересовало! Твоему отцу требовалась помощница, а тут — молодая невестка, что может быть лучше? Бесплатно и надежно.
Вместо университетских друзей я обрела общество твоего отца с его вкусами и взглядами на жизнь!
Чего стоила вывеска, которую он прилепил над входом — нелепая дама в нелепой шляпке, какие сто лет никто не носит. Хорошо хоть убедила ее убрать. Дай ему волю, он бы весь магазин заполонил бархатом и шотландкой в клетку!
«Шварц и сыновья»! Посмотрела бы я на его сыновей, особенно на чистюлю Эяля, за прилавком. Как он меряет ткань или торгуется с марокканской мамашей за метр тюля!
Если бы я не забеременела тогда, то просто сошла бы с ума!
И тут началось самое страшное — ты не хотел этого ребенка! «Почему не подождать пару лет?» — вот что ты сказал!
В то время, как ребенок уже жил во мне! И это был Галь, Я даже сейчас с ужасом думаю, что мы могли его убить!!
Боже, какое это было счастье, — ощутить в себе его движение, его отдельное самостоятельное существование. Я будто плыла по небу, ничто не могло меня огорчить, я любила весь свет, даже твоего отца, потому что в нем была частичка моего ребенка.
Ты мог бы радоваться вместе со мной, но тебе было некогда. Тебе всегда было некогда…
Да, ты прав, со временем я полюбила наш магазин. Я превратила его в настоящее элегантное заведение с прекрасным выбором тканей. Я даже начала шить на заказ, я всегда любила рукодельничать.
А какой прекрасный костюм для каратэ я сшила Галю! Весь класс приходил смотреть.
И как быстро он вырос из этого костюма…
В первый год в армии, ты помнишь, они все время пропадали на границе.
Он скрывал, мой бедный мальчик, но разве трудно было догадаться. Тем более, я каждый день звонила Мирьям. Впрочем, откуда ты можешь знать про Мирьям, мы, матери, договорились скрывать, что общаемся друг с другом.
Я пыталась хоть как-то облегчить его жизнь, — перешивала жесткие воротнички на рубашках, вязала теплые носки. Они же так мерзли ночью на улице!
А потом он принес эту сумочку…
Самая обыкновенная брезентовая сумка, какие носят на поясе.
«Мама, — сказал мой мальчик, — придумай что-нибудь получше, здесь очень карман глубокий, трудно доставать гранату».
Он носил в ней гранаты! Мой маленький солдат, он мог не достать гранату и погибнуть из-за какого-то кармана на сумке!
Что я ответила ему, как ты думаешь? «Мне нужны точные размеры», — вот что я ему ответила.
«Нет ничего проще, — сказал мой сын, — в следующий раз я просто принесу саму гранату».
