Осень наступала стремительно и жутковато. Сюжет застопорился. Ночные разговоры таксистов были интересней — ежедневное шоу. После ночной смены мы уезжали на такси, через подсвеченный разными цветами центр и слушали их переговоры:
— Первый, первый, ты где?
— Татьян, куда ехать-то?
— К Вымпелкому заказ.
— Йееехх, прокачу!
— Первый, первый, ты где?
(Тверская, горящая огнями вывесок и безлюдная)
— Татьян, я у арки этой гребаной. Пусть выходят что ли.
— Кто на Марьино? Ребят, кому ближе всего — на Марьино через полчаса?
— Не выходит никто… я уже тут десять минут торчу.
— (с тоской) Первый, первый, ты заснул? Кто на Марьино? Вась, тебе с Орехово?
(Грандиозный ночной Кремль, не темно-красный как днем, а розовый — большая красивая игрушка)
— Не, не поеду, я уже не там…
— Первый!
— А? Я тут, Танюш…
(Наконец родное шоссе)
— Ты спал что ли, первый?
— Не, ну Танюш, ну ты чего?
— Короче, я отсюда нафиг поехал, нету тут никого…
— Ну езжай…
И пишутся стихи в дороге. Так себе стихи, разве что для прозы сойдут.
Итак, сюжет застопорился. Дерево зеленело. Полупрозрачные затевали какую-то кознь, и тревога носилась в городе: в воздухе, напоенном ароматом бензина, скользила вечерами по мокрому от дождя асфальту, отдавалась жаром в висках и короткими ударами сердца. У героини случилась любовь, и она счастливо растворялась в городе, и слушала соловьев ночных сигнализаций, и целовалась на вечерних бульварах. У меня любовь закончилась, и остатки ее першили в горле, сводили горечью скулы. Ночные скользящие машины но ночам говорили на разные голоса:
— Тань, черт тебя подери, куда мне ехать-то?
— Вась, приятного тебе аппетита, но тебе ехать на Островную.
— Кому в Лужники быстрее всех?
— Первый, первый, где ты опять?
— А? Танюх, да тут я, тут! На Сокол еду.
— К казино «Герань» кто едет? Казино «Герань», двадцать минут, кто успевает?
— Ребят, кто к казино? Двадцать минут, казино «Герань».
— Так, казино отменяется, им нужен мерседес. Кто на Алтуфьево через час?
— Тань, они выходят или как? Стою под боулигном!
— Под каким? Их там два.
— Ну епрстс…
…И кружат, кружат ночные дороги. Бульварное, Садовое, третье, МКАД. Два часа ночи. Три часа ночи.
Как много народу не спит в это время: сияет огнями заправка, проносятся мимо круглосуточные палатки с ровными рядами пива и коктейлей за грязноватыми стеклами. Бродят люди в оранжевых жилетах по обочинам дорог. В домах горят окна. Через двери метро видна женщина со шваброй.
Всем им страшно и неуютно.
Проезжаем мимо странных ночных зданий: огромная стеклянная коробка, и через ее стены виден большой, подсвеченный радугой экран с непонятными, но яркими изображениями.
Дом темно-фиолетового оттенка, весь в каких-то квадратных выбоинах и черных потеках — компьютерная игра вживую, даже чьи-то красные глаза из-за угла блестят.
Готическая громада Универа: в черных шпилях, шипах, оскаленных химерах, крестах и розах.
Впереди разгорается. Северное сияние, белое небо, сполохи. Три часа ночи, светло как днем. Стадион.
Черный колизей, над которым сияют четыре невыносимо ярких минарета. Нечеловеческое, немыслимое зрелище. Стадион ухает раскатами на всю улицу, машина содрогается от ужаса. Что кричат неясно — то ли «гол», то ли «Долой».. Долгое «о».
Ежусь. Не из этого мира картинка, из того — с деревом.
— Девушка, понимаете, мне нужно заблокировать телефон. Обязательно! У меня жена телефон украла и сейчас бегает по городу, звонит любовнице!!!
Ты — дерево.