В погоне за неведомым

производящими нечто вроде вибрации в эфире… Нет, это не рентгеновские лучи. Я не знаю, давал ли кто описание тех лучей, о которых я говорю, но, во всяком случае, их существование не подлежит сомнению». И только потом следуют «вещество для обесцвечивания крови» и «некоторые процедуры». У Верна Шториц «обладает веществом, которое, будучи проглоченным, оказывает необходимое действие»… «Попытки обоих авторов объяснить каким-то образом это явление (невидимость.— А. М.) ни к чему не приводят. Мы остаемся в области чудес, и если несовершенство системы Гриффина забавно, безупречность системы Шторица вполне допустима, тем более что романист благоразумно отнес время действия к 1757 году, то есть к той эпохе, когда теории Месмера заставили поколебаться многие умы и сверхъестественные явления никого не удивляли»[3]. Общим для обоих авторов был и скепсис в отношении благоприятных свойств невидимости. Не случайно, что Гриффин и Шториц изображены совершающими действия, антигуманные в принципе. Не случаен и трагический конец обоих антигероев.

Существенное различие двух фантастических произведений в другом. Уэллс, как единодушно признает критика, использовал сказочный сюжет для разговора о реальных социальных проблемах. Француз не был охоч до подобной проблематики. Его привлекало другое: «Жюль Верн усмотрел в этом повод для географического исследования, позволившего излить поэтические чувства, которые он питал к Венгрии… Обстановка сумеречного XVIII века, внимавшего то таинственным легендам средневековья, то первым достижениям естественных наук, а также атмосфера Венгрии исподволь заставляют поверить в правдивость этой истории…»[4] Жан Жюль-Верн характеризует «Тайну Вильгельма Шторица» в целом как «роман настроений».

Необходимо отметить еще и следующее: в по-британски сдержанном «Человеке-невидимке» не найти каких-либо личных мотивов, тогда как на страницах французского романа они отчетливо проявляются; кроме отмеченной уже привязанности автора к милой его сердцу Венгрии, это — и нежнейшая дружба двух братьев, и описание одного из собственных жилищ Ж. Верна под видом дома Родерихов, и антинемецкие (антипрусские) выпады и убийственная антикатолическая ирония…

Кстати, последнее, по мнению многих исследователей, объясняет, почему оконченный в 1901 году роман был напечатан только после смерти автора в 1910 году, причем сначала газетой «Журналь» (с 15 июня по 13 июля), а только потом, в октябре и ноябре — у Этцеля. Верновский издатель просто-напросто не пропустил роман в первоначальном варианте. Он потребовал существенных переделок. В частности, время действия было перенесено в XVIII столетие — редкий для Ж. Верна случай; обычно его герои обживают самое недалекое прошлое. Сохранилось письмо Мишеля Верна издателю, датированное 1913 годом, где в числе прочего можно прочесть: «Для Шторица вы пожелали такой значительной вещи, как изменение времени действия романа. К такой задаче я не питал никогда особого пристрастия, да и сейчас еще не вижу в этом особого смысла»[5]. Следовательно, требуемый временной перенос осуществлен не самим автором, а его сыном! Последний внес в текст и другие изменения. «Мишелю казалось, что преимущества, которые давала Шторицу его невидимость, весьма банальны, концепция Уэллса, утверждавшего в Человеке-невидимке, что такая способность таит в себе скорее неудобства, нравилась ему больше. Он был настроен весьма критически»[6]. Сын, зная творческие приемы отца, великолепно умел подделываться «под Жюля Верна». Он не раз хвастался этим перед Этцелем: «Не только ни один критик не усомнился в подлинности этих посмертных произведений, но даже написана очень хвалебная статья… автор которой… специалист по творчеству моего отца, особенно превозносит ту часть романа, которой и следа не было… в подлинной рукописи»[7]. Последнее, правда, сказано о другом произведении — «Охота за метеором», но вполне может относиться и к «Тайне Вильгельма Шторица».

Самой важной переделкой стало изменение финала. Мишель приписал (по требованию издателя?) счастливую концовку, в которой Мира Родерих снова становится видимой после рождения ребенка. В подлинном тексте Жюля Верна этого не было. Там Мира навсегда оставалась невидимой, вечно пребывая под пагубным воздействием препарата Шторица.

Подлинный машинописный текст Жюля Верна обнаружился относительно недавно, в середине 70-х годов нашего века, когда итальянский историк литературы Пьеро Гондоло делла Рива получил у семьи Этцель копии «посмертных романов» великого фантаста. Открытие первоначального текста побудило исследователей пересмотреть свои суждения о «Тайне Вильгельма Шторица»: «Фантастический шедевр, некогда непонятый и даже игнорируемый, возрожден к жизни»[8] . Большинство исследователей верновского творчества, в том числе такие крупные, как делла Рива, Оливье Дюма, Филипп Лантони, признали, что Мишель серьезно изменил самый смысл отцовского произведения. Оригинальная версия напечатана в 1985 году Обществом Жюля Верна. Это стало новым утверждением «типичной верновской фантазии. Для него женщина не может одновременно и существовать, и быть видимой. В Замке в Карпатах она видима, но не существует, в Тайне Вильгельма Шторица она существует, но невидима»[9].

В настоящем собрании сочинений помещен традиционно известный вариант романа, измененный Мишелем Верном. Остается пожелать, чтобы до русского читателя дошла когда— нибудь и первоначальная, авторская версия, которая позволит с большим основанием судить о направлениях творческих исканий позднего Жюля Верна, о его погоне за неведомым, о его стараниях проникнуть в область непознанного.

,

[1] Жюль-Верн Ж. Жюль Верн. М., 1978, с. 344.

[2] Жюль-Верн Ж. Цит. соч., с. 340.

[3] Жюль-Верн Ж. Цит. соч., с. 409.

[4] Жюль-Верн Ж. Цит. соч., с. 408-409.

[5] Dumas О. Jules Verne. Lyon, 1988, p. 185.

[6] Жюль-Верн Ж. Цит. соч., с. 408.

[7] Dumas О., op. cit, р. 189.

[8] Там же.

[9] Sоriаnо М. Jules Verne. Paris, 1978, p. 294.