Кого ты выбрала, Принцесса?

разобралась (документы заполнял Гера) и, во-вторых, давала понять, что пора бы и расстаться. В-третьих, было интересно, как, в конце концов, ответит Гера — «твой» или «ваш». Если он, понятно, не ответит «мой». И в-четвертых, краешком и слабенько мелькнуло опасение или, может быть, надежда, что он скажет «наш». Потому что кровать в номере была великанская, как две двуспальные. С великанскими голубыми простынями без шва.

— А я еще не вселялся, — ответил Гера.

—

Я сейчас позавтракаю и поеду в Иерусалим. Чемодан мой пока тут побудет, ладно?

Наталья мгновенно представила себе, как в случае чего выбраться одной из государства Израиль. Маленький аэропорт, большой аэропорт, Москва. Тут все в порядке, не заблудишься. Значительно сложнее было с делами близкими. Ну, ключ от номера — магнитная карточка, как в метро. Справиться можно. Выходим, лифт… Направо или налево? Хорошо, пойдем направо, пойдем налево. Ресторан на первом этаже. Или нет, на первом этаже холл, по-еврейски — лобби, с огромной стеклянной стеной, а за ней — гора, близкая и страшная: кажется, камни сейчас посыплются и — в стекло. Не отвлекаемся. На каком-нибудь этаже находим ресторан и не можем ничего заказать, потому что меню по-еврейски, то есть на иврите. Требуем меню на английском. Батэр и брэд — бутерброд, кофе и по- английски кофе, сахар — шуга, можно обойтись, хотя и обидно. Потом приносят счет, и оказывается, что это не тот ресторан, который оплачен по путевке, а миллионерский ресторан, и чашечка кофе доставлена тепленькой из Бразилии самолетом и стоит… Сколько может стоить чашка кофе в миллионерском ресторане?

— А я-то?! — воскликнула Наталья. — Уедешь, и как же я, Гера?

'Да как все!' — ответил бы танк.

'Потерпи, я скоро вернусь!' — ответил бы подкаблучник.

— 'А там на четверть бывший наш народ', — песенкой Высоцкого ответил Гера. — Чуть что, тупо говори по-русски, и, если не поймут, приведут человека, который понимает. На завтрак я тебя свожу, доллары на шекели обменяю, счет по-английски ты знаешь, в городе не заблудишься, он маленький.

Все-таки они перешли на 'ты'.

10

Еще одно журналистское словечко — гвоздь. Гвоздь готовил Гера. 'Гвоздь им в задницу' — это про самозванок Семакину и Лучкову. Суда Гера больше не боялся, он ждал суда, он суда жаждал. 'Я тебе сделаю гвоздь номера!' — вопил он в кабинете распоряжавшегося путевками Михалыча. (Наталья как раз в это время принесла в редакцию свои карточки на паспорт. Таблички на двери кабинета не было, только номер, и она так и не узнала, какая у могущественного Михалыча должность.)

Короче, Гера выпытал у Натальи про бывшего мужа и завелся его найти и устроить им встречу. Мишка стал бы частью гвоздя, шляпкой или острием. Значит, с одной стороны — Мишка, с другой — посрамленные Семакина и Лучкова, а в середине Наталья и спасенный мальчик Алешка со счастливым отцом Костомаровым Пал Василичем — вот какой получился бы гвоздь, 'Мелодрама! — восторгался Гера. — Рабыня Изаура! Крошка Доррит!'

Михалычу Герин гвоздь гвоздем не показался, а показалось ему, что Гера с Натальей загуляли и хотят продолжить это приятное дело на курорте (о чем она слышала опять же под дверью Михалычева кабинета). У всех женщин, справедливо рассуждал Михалыч, муж если не храпит на диване, то куда-нибудь свалил: не в Израиль, так в Шепетовку к маме. Все врачи кому-нибудь спасают жизнь, а то, что Наталья сделала трахеотомию грязным ножиком на рынке, так это Гера уже описал в доступных его воображению красках. И Семакину с Лучковой Гера уже посрамил так, что не пришлось бы по суду платить им за оскорбление чести и достоинства. Надо, кстати, проверить, не крашеные ли блондинки эти Семакина и Лучкова, и если да, то давно ли покрасились.

Но хотя Михалыч и понял Геру по-своему (и, может быть, правильно), путевку он ему дал, однако с множеством поручений. Гера должен был написать для турфирмы статью про Иерусалим, потому что реклама типа 'Посетите солнечный Израиль' на читателя не действует, зачем-то спросить у нашего посла Бовина, какой фирмы ботинки он предпочитает, встретиться с писателем Губерманом, если только он будет не в Москве, и заказать ему воспоминания об Аркадии Райкине, если только они были знакомы.

В общем, Гера уехал, даже не искупавшись в Красном море.

А Наталья осталась под пальмой у лазоревого бассейна. Кстати, насчет Гериного гвоздя у нее было свое мнение. То есть она тоже считала, что ничего гвоздевого в ее жизни не случалось, кроме того, что ей даром досталась путевка за границу. А еще она не просто считала, а своими глазами видела, что Гера так и лезет на согретое Пашей место. Взялся искать Мишку. Хотя она не просила. На «ты» перешел. Хотя открыто не пристает. Гере хочется иметь гарантии. Вдруг она прокатится за границу, а потом возьмет и не станет валандаться с ним по судам из-за той статьи про Семакину и Лучкову?

Значит, лежит Наталья под пальмой в белом шезлонге у лазоревого бассейна. Пальма листьями ш-ш-шур, ш-ш-шур — треплет их сорвавшийся с горы горячий ветер из пустыни. А Натальины волосы ветер не треплет. Не залетает так низко. Разбивается об отель за ее спиной. Отель где семиэтажный, где восемнадцатиэтажный — он такими уступами, как белый пароход с надстройками, и нацелен этот пароход «Принцесса» отплыть в Красное море. Красное море через дорогу.

Если не поворачивать голову, а голову поворачивать не хочется, то строго напротив Натальи тот самый грот с водопадом. Под водопад она уже сплавала, и чувства испытала ожидаемые. Хлещет вода по плечам, хлещет по голове, холодная, но не противная, и со всей силой, доступной слепой стихии, вышибает из бывшей советской женщины 'бывшую советскую'. Оставшаяся женщина уже не нуждается в макияже при вечернем освещении. То есть макияж ей не повредит, но это будет уже не маскировочная раскраска, а боевая.

Впереди и слева от великолепной женщины, которой не дашь больше двадцати пяти, — еще один бассейнчик, маленький, крестом. Там под водой бьет почти горячий поток, так сильно, что ноги отрывает ото дна. Сегодня великолепной женщине лучше в этом горячем потоке не сидеть, а посмотреть, как сидят другие иностранные туристы. Компания совершенно одинаковых финнов, наверное спортивная команда, погомонила, покрякала, из воды выскочила и убежала цепочкой друг другу в затылок. Сырой немец и поджарый пожилой англичанин плюхнулись со своими похожими на куклу Барби девицами из эскорт-сервиса. Про эскорт-сервис великолепная женщина вычитала из Гериного проспекта. Разобралась и по-английски: женское чутье подсказало. Платят за девиц кредитными карточками, вызов круглосуточный. Есть 'оупен майндид' — открыто мыслящие, по-нашему — без комплексов. Есть только 'эскорт и массаж'. Есть просто 'красивая прислуга' и есть невнятные «фантазии». Все рекламки с фотокарточками; предлагающая фантазии мадам лет на десять старше нашей великолепной женщины и предложить ничего другого, понятно, не может.

Оставим, девочки, этих резиновых кукол с их кавалерами. Мужчина, который покупает себе женщин по кредитной карточке, называется работодателем. От него надо требовать сорокачасовой рабочей недели, оплаты больничных, отпуска в летний период и отчислений в пенсионный фонд. Требовать от него любви неразумно.

У шезлонга великолепной женщины, на теплых от солнца известняковых плитах, стоит бутылочка обычной воды, ее первая покупка за границей. Горячий ветер из пустыни коварен, он сушит воздух, а воздух сушит великолепную женщину, и, чтобы не высушиться в мумию, надо много