Морщины спали со лба Братилы, суровые губы сами собою сложились в улыбку. Здесь, на мягкой мураве, он и собирался устроить себе ночлег, разложить костёр...
ВСТРЕЧА
Вдруг в меркнущем воздухе прозвучала пастушеская свирель, словно где-то неподалёку гнали стадо.
Братило пошёл на звуки дудочки. Кто мог жить поблизости, он не знал.
Из густой травы навстречу ему потёк жёлтый, как мёд, песок, выдавая прежнее русло ручья, высохшего или изменившего течение. Песок был истоптан коровьими копытами. Братило ещё не приметил ни жилья, ни изгороди, как был остановлен тремя чёрными лохматыми псами.
Окружив его, собаки подали голос. В чаще зашуршало, и тотчас сквозь куст орешника в лицо ему нацелилась стрела. Но лук был велик, а стрела натянута слабо, будто детской рукой. Сестра Милава так баловалась с оружием.
— Мир тебе, родович, — сказал Братило громко. — Я с витебского городища. Дашь хлеба-соли — отведаю. Не ко времени гость — пойду дальше.
— Мир и тебе, — ответил ломкий голос из-за орехового куста. — Гадай, Седатый, Пучина, подь ко мне!
Псы отступили на шаг и закрыли пасти. Братило подумал, что не ошибся, угадав в лучнике малолетка. Из-за дерева выступила стройная фигура. Но то был не юнец, а девушка. Её холщовая рубаха перепоясана сыромятным ремнём с дорожной сумой на перевязи. Косы убраны под высокую шапку. На ногах сапоги из шкуры, мехом внутрь, чтоб не цеплялись колючки.
— Пешим идёшь? — спросила она, разглядывая нежданного гостя.
— Нет. Конь в пуще привязан.
— Веди за мною. В лесу его волки задерут.
Она пошла вперёд не оглядываясь. Псы недоверчиво крались следом за Братилой.
— Как тебя звать? — спросил Братило.
Она отозвалась с доверьем:
— Зарислава.
«СТАНЬ МНЕ ЖЕНОЮ, КРАСНА ДЕВИЦА!»
Они приблизились к высокому тыну. Зарислава отвалила воротину из дубового тёса. Двор оказался обширен, как малое городище.
Зарислава ловко вдвинула засов обратно в дубовую скобу и с поклоном пригласила гостя в жилище. В горнице хозяйка распустила сыромятный пояс, скинула островерхую шапку.
На спину упали тугие косы.
Лук с колчаном она поставила к порогу. Засветила огонёк в глиняной чашке. По углам пустой горницы зашевелились мохнатые тени.
Братило узнал, что она была старшей дочерью витьбича, давным-давно выселившегося с семьёй на особицу. Да вот беда, прошлой зимой их всех — отца с матерью и меньших детей, свалила болезнь — огневица. Одна Зарислава перемоглась, выжила.
— И ты с тех пор в одиночку управляешься? Как же это?! — спросил Братило с горячим участием.
— Сама не ведаю как! Злых людей, лиходеев, мимо не хаживало, ниву вспахала и засеяла как сумела: кони сами борозду знают. Сжала и снопы обмолотила, крупы на зиму натёрла. Скоту худо: до весны солому едят, сена мне не накосить одной. Топлю тоже сучьями: дерево грозой свалит, а порубить сил нет.
Братило поспешно встал с лавки.
— Где топор? Дай, нарублю.
Она усмехнулась.
— Куда? Темь во дворе. Дождись солнышка.
— Не хочешь ли уйти со мной обратно к витьбичам? — спросил он погодя.
Зарислава ответила, что там она будет чужая всем. А здесь у неё родной дом.
— Как же я тебя покину одну? — сказал Братило задумчиво. — Негоже человека оставлять без помощи.
— Да ты сам-то чей будешь? — спросила девушка.
Только тут, спохватившись, рассказал ей, что он кузнец, звать Братилой, родом витьбич, хотя ходил по многим землям. А сейчас собрался к дальним болотам за железными камнями. Дома у него остался дед Завидич, брат Дубок и сестра Милава. А жены ещё нет.
— Женитьба дело не простое, — сказала Зарислава, глядя испытующе ему в глаза.
— Дело это доброе, — ответил честный Братило. — Не хочешь идти на городище, прими меня в свой дом. Поставлю кузницу во дворе: народ станет к нам приходить отовсюду. Весело заживём! А тебе смастерю серёжки и перстенёк. Согласна ли, красна девица, стать моей женою?
Зарислава смутилась.
— Будешь возвращаться с болот, пожалуй снова ко мне. Поговорим ладом, — сказала, потупившись.
БРАТИЧИ
Так Братило вторично ушёл из витебского городища и положил начало новому селенью. Стали здесь ставить жилища пришлые люди из разных мест. Крепкая бревенчатая стена опоясала новое городище. Здесь вырыли колодец и возвели сторожевую вышку.
Милаву тоже засватали сюда же: полюбилась она соседу и помощнику Братилы.
Один Дубок остался на прежнем месте, в избе Завидичей. Рыбаку надобно жить вблизи реки. Но он часто навещал старшего брата, не переставая изумляться дивному его ремеслу.
Да уж топоров и ножей, браслетов и колец, подобных Братилиным, не было ни у кого на свете! Торговые гости подплывали к витебскому холму, оставляли ладьи и пешком шли лесной дорогой, чтобы выменять у кузнеца его знаменитые изделия.
Семью кузнеца, его детей и внуков стали называть Братиловичами. Само селенье получило название Братичей. Жили там дружно и работяще. Оправдывали название. От отца к сыну передавали умение честно трудиться, старательно засевать пашню, на совесть рубить избы, затейливо ковать железо. Крепко любили они лесную сторону — свою Отчизну! Никому не давали её в обиду.
Так с тех пор и повелось на нашей земле: чужого не надобно, но брат за брата стоит до последнего.
