пришлось пригласить неподдающегося на очередной дамский вальс. Кружась в танце под изумительные звуки «Сказок Венского леса», не привыкшая отказывать себе ни в чем, Лариса в упор глянула в глаза партнера: «Я вам не нравлюсь?» — «Нет». — «Почему… Почему не нравлюсь?» — Лариса даже остановилась ошеломленная, но сильная рука повела ее дальше: «А почему вы должны мне нравиться?»
Алексей молча довел Ларису до кресла и оставил ее. Распаленная гневом и обидой, девушка тут же бросилась к выходу и убежала.
А через месяц после вечеринки Алексей целовал Ларису в подъезде ее дома. Еще через месяц был назван ее женихом.
Война ускорила выпуск. Лейтенант Терлыч получил направление на Юго-Западный фронт. Через полгода пришло письмо от Ларисы. Он готовился к операции в тылу немцев. И тут почта.
«Это была не любовь, ты же понимаешь. И не можешь обижаться на меня. Я дала тебе все, чем женщина может одарить мужчину. Но жизнь идет. Ждать тебя, изображать Ярославну я не хочу. Война есть война. А фронт есть фронт. Ты понимаешь, что я имею в виду. Скажу прямо, я выхожу замуж. Он — крупный хозяйственный работник. Мы уезжаем в Ташкент».
Трудно было Алексею в том походе по тылам гитлеровцев. Особенно — из-за письма Ларисы. Он не подозревал даже, что так любит ее, взбалмошную, капризную со всеми, и ласковую, покорную с ним.
Когда выходили ночью к своим, ему пришлось тащить на себе раненого радиста и рацию. Немецкая пуля клюнула Алексея тогда в плечо. Но радиста он дотащил до окопов, где сидела рота старшего лейтенанта Турина. Вся разведгруппа была уже здесь. Не хватало младшего лейтенанта Весеньева. Терлыч сразу понял, где и почему тот мог «задержаться». И как только ему перевязали рану, снова пополз в нейтральную полосу. Только он знал, где искать своего заместителя. Другим пришлось бы долго шарить в темноте под выстрелами. И кто знает, с кем первым они бы столкнулись — с Сашкой или со смертью.
Младшего лейтенанта он нашел там, где предполагал. И вот уже на половине обратного пути что-то жигануло в бедро. Огнем залило правую сторону, потом охватило немотою…
В одном госпитале лежали с Весеньевым. Через год Сашка признался, что разыскал Ларису, сообщил ей про Алексея, про то, что врачи не ручались за благополучный исход. Лариса не ответила на письмо. Отмолчалась и на второе.
И пришел час, когда Алексей сказал себе с жесткой прямотой: женщина эта богата одним — ненасытным желанием жить, только получая, но ничего не давая взамен. Пробовал раз и навсегда выбросить Ларису из памяти. Но временами она все же приходила к нему, чаще во снах, иной раз в невольных думах. Как в эту минуту. Пришла, стала рядом…
Трижды прогукал филин. Третий раз — с небольшим перерывом. Алексей вскочил: «Казимир! Его сигнал!» Из рваных клубов озерного тумана вынырнула лодка, чуть слышно подплыла к берегу, и Братковский ловко выпрыгнул на песок.
Его сообщение было нерадостным. Неделю назад отряд людовцев разгромлен немцами. Здесь остались только акковцы. Но есть выход: акковцы могут помочь. Ведь ими командует граф Скавронский, человек надежный.
«То же самое говорил генерал Берлинг», — подумал Алексей и спросил: «А те, из Лондона?» Казимир прищурился. С ними нужно быть осторожными. Но он им зачем-то нужен. И не один, а с хлопцами. — «Не для того, чтобы скопом передать вас в гестапо?» — «Ниц!» — Братковский решительно кивнул головой. Нет! Если они сдадут их фон Кугелю, то пропадет и граф. И не только он. А на базу и явки людовцев кто-то навел швабов. Графа Скавронского тоже обеспокоил этот разгром. Он лояльно относился к людовцам, с их командиром Вроной знаком давно. «Граф знает, что Врона коммунист?» — «Знает. Но он проповедует терпимость. Я, говорит, сторонник Пилсудского. Капитан Врона поклоняется Ленину. Но мы оба поляки и боремся за свободу Польши и потому должны быть вместе. Прогоним швабов, тогда разберемся».
Разумный подход, подумал Терлыч. Однако он не помешал графу отсидеться в кустах, пока немцы громили отряд Вроны. Помочь-то он не помог своему брату по оружию. Правда, Казимир объяснил, что граф был внезапно вызван на три дня в Варшаву. Он так и не понял, зачем. А тем временем швабы расправились с отрядом.
Помолчали. Алексей пристально вгляделся в ночную мглу. Зябко поежился: «В тех, из Лондона, ты не уверен. И все же предлагаешь направить тебя к ним? И товарищей возьмешь?» — «Тут у них какой-то расчет. Мы им нужны. Причем — легализованные. Нас хотят устроить на службу». — «Это меня и озадачивает. Откуда у твоих «лондонцев» такие возможности?»
Они надолго задумались. Кто-то из спавших поднял голову, глянул в их сторону, что-то проворчал и снова провалился в сон.
«Вам идти пока не к кому, товарищ майор. Вроны нет». — «Вроны нет, а к графу, пожалуй, еще рано».
Чуть не до рассвета сидели. Перебирали то, что удалось узнать по крохам, сомневались, прикидывали. И в конце концов пришли к выводу: в предложении «лондонцев» можно найти выход на цель. Поэтому следует согласиться на него. Условились о деталях связи, о сроках.
С восходом солнца майор Терлыч проводил группу Братковского до опушки леса.
14. Я ЗА ВАШЕЙ ДУШОЙ, ШТАНДАРТЕНФЮРЕР
На углу черный бронированный лимузин остановился. Тотчас же от серой стены отделилась легкая тень и скользнула в приоткрывшуюся дверцу.
В машине темно, устоявшийся запах хороших сигар. «Что так мрачно, Руперт! Вы не любите поэзии?»
«Какой идиот придумал такой дурацкий пароль». — «Рискуете потерять расположение шефа, Руперт. Он без ума от старой английской и немецкой поэзии. Вы не находите, что это симптоматично: немецкой и английской?» — «Я нахожу, что мы без толку теряем время». — «О, совсем запамятовал, что штандартенфюрер фон Кугель — человек дела. Что ж, вернемся к нашим баранам, то бишь, к делам. Я за вашей душой, штандартенфюрер». — «Если можно, без патетики, мистер…» — «Джон, мистер Джон. И я далек от патетики. Вы знаете, в чьих руках и моя, и ваша души. Мне не хотелось бы, чтобы вашей заинтересовался герр Кальтенбрунер. Прежде всего требуется объяснить, почему вы исчезли из Вены. Почему оказались именно здесь, в этом захолустье, крайне бесполезном для такого первоклассного разведчика, как вы, Руперт? Почему за три месяца мы не получили от вас ни одной весточки? Хотя бы рождественской открытки?» — «Я здесь потому, что таков был приказ столь уважаемого вами герра Кальтенбрунера Я солдат и подчинился приказу. Не давал знать о себе — не было возможности». — «Надеюсь, вы понимаете, я не буду являться пред очи высокого начальства с той галиматьей, что вы мне подсовываете. Я скажу правду! Герр штандартенфюрер фон Кугель, агент британской разведки с тридцать девятого года Руперт, получив ответственное задание от Центра, струсил. Задание его напугало так, что он отказался от роскошной жизни в веселой Вене и предпочел укрыться в глухом Беловежье, рассчитывая раствориться в массе средних чиновников рейха, уйти в небытие. Это не все. Вы понимаете, что там, несомненно, захотят узнать, почему из сотен, из тысяч других возможностей вы избрали именно Беловеж? Отвечу буквально в трех словах: шедевры здешнего музея!» — «Чушь! Я работаю над созданием подпольной сети на случай отступления. Для этого меня сюда и направили!»
Джон тонко улыбнулся. Это просто прикрытие. Главное — шедевры. Богатства действительно
