непонятным и неприятным ожесточением спросил Олег.
-Не надо утрировать. Я вам так скажу, желаете проявить гуманизм, удочерите девочку! Кишка тонка? – ринулась в атаку попечительница. – Тогда оставьте неуместную иронию! На кого вы, собственно, раздражаетесь?
-Простите, - пробормотал Рыжов.
-Можно задать пару вопросов? – подскочил закончивший беседу с врачом телевизионщик.
-Да, конечно, - вздохнул Олег Иванович.
Пришлось идти во двор, показывать ящик, в котором лежала кроха, отвечать на вопросы. Часть славы досталось и поисковому пуделю Тимке.
Наконец, после всей суеты, живой комок, завернутый в грубое казенное одеяло, покинул квартиру Рыжовых.
Следующая неделя обернулась для Олега Ивановича сущей пыткой. Вспоминалась сцена перед выносом крохотного тельца. Младенец, только что демонстрировавший миру невинные голубые глазки, вдруг разорался так, будто прощался с белым светом. Захлебывался плачем, обреченно сучил крошечными конечностями, словно насаженный на булавку жучок. Сопротивлялся завертыванию себя в серую казенную рогожку. Олегу казалось, подкидыш обращался к нему с бессловесной мольбой: 'Пожалуйста, дядя, не отдавай меня! Миленький, не надо!'
В очередной мерзопакостный понедельник преподаватель экономики вдруг осознал одну вещь: или он заберет найденыша домой, или умрет, как личность.
-Ты спятил? – вскричала жена. – Брать девочку из мусорки!
-А откуда? Не из коляски же возле магазина! - резонно возразил Рыжов.
-Но с какой стати!
-А с какой стати ты втайне от меня ходила на аборт в двадцать лет! Тогда ТЫ сделала свой выбор, теперь Я делаю свой или...
-Или? Бросишь? Пожалуйста!
Люда дернула точеным плечиком. Независимость была одним из качеств, за которые Рыжов уважал жену. Однако без ее согласия прожект проваливался к чертям: не ему же сидеть в декрете с малышкой. Словопрения длились еще неделю и завершились походом к той самой даме из опеки и попечительства.
-Я знала, что вы придете, - торжествующим тоном заявила та.
Бюрократическая машина включилась и заработала полным ходом. В результате девочку зарегистрировали Вероникой Олеговной Рыжовой.
Такова предыстория.
2. Первые странности
Ребенок ничем не отличался от сверстников, рос и развивался, как положено, почти не болел. Изредка простудами в холодное время года. Наволока с нашитыми по диагонали кружевными полосками коротала вечность в углу бельевого шкафа, а супруги Рыжовы стали полноправными родителями очаровательного ангелочка.
-Люд, подрастет девочка, скажем, что мы ее удочерили, - говаривал Олег Иванович. – Иначе не избежать жестокой драмы. Сыщется доброхот, все испортит.
-И где ты ее нашел, тоже?
-Нет, о том умолчим. Не такое уж у нас сволочное ближнее окружение, чтобы говорить ребенку подобные вещи. Всему есть допустимый предел.
-Ладно, Ника - папенькина дочка, тебе и решать.
Надо пояснить, Рыжовы поменяли квартиру на другой район: для разросшегося семейства двушки- хрущевки стало маловато. О газетной статье и телепередаче, посвященной ребенку в мусорном ящике, общественность скоро забыла. Потому родители могли не опасаться длинных и недобрых языков.
Веронике исполнилось три годика, когда начались странности.
Наступил очередной понедельник, день кризисов и неполадок различного свойства.
-Отвезу Нику к бабушке, потом на работу. Иди, Тимоху выведи! – в очередной раз произнесла жена.
Ей нравилось слово 'бабушка' применительно к своей матери, нравился муж-удалец и до колик нравился вечерний супружеский секс. Старый пудель нетерпеливо повизгивал у порога. Все складывалось наилучшим образом, невзирая на очередное начало очередной недели.
Олег направился было к двери, когда девочка вдруг повелительно произнесла тонким детским голоском:
-Стоим. Аркашка, нажуй жовку и дай Томке, а то, не ровен час, помрет.
-Ника, ты чего? – Людмила обернулась к дочери с кофейником в руке.
-Ничего, мама, я снова еду в поезде. Ту-ту-ту! – крошка постучала ложкой по столу. – Лидушка, ты бормочешь во сне, не засыпай, пока младшие не улягутся!
В свои три года ребенок говорил вполне членораздельно, без дефектов и присюсюкиваний и с удовольствием разглядывал книжки с картинками. Людмила потихоньку приучала девочку к буквам, малышка уже начинала составлять слова. Первое, что она выложила вечером того же дня бумажными карточками, оказалось 'хлеб', потом 'голод', 'барак' и 'дистрофия'.
Удивленные родители спрашивали:
-Ника, деточка, откуда ты таких словей набралась?
-Они в голове, - по-взрослому отвечала та.
-Мне кажется, наша дочь – вундеркинд, только какой-то однобокий, - удивлялась Людмила. – У нее на устах страшные слова. Нет, я не хочу сказать, что она ненормальная, порой мне кажется, Ника живет в другом времени.
-Неужели? Может, она инопланетянка? – нервно сыронизировал Олег.
-Ценю твое остроумие, но вряд ли пришельцы знают, что такое 'молочная кухня', 'сводка с фронта' и 'госпиталь'.
-Может, Ника насмотрелась телевизор? В ее годы фильмы о войне, надо думать, далеко не то, что нужно, - предположил муж.
-За кого ты меня держишь? – возмутилась жена. - Только мультяшки-телепузики, и то строго по времени.
День спустя воспиталка детского садика сообщила:
-Ваша девочка напевала 'Рио-риту', а в обед попросила черного хлеба с маргарином, посыпанного сахаром. По ее мнению, это самое вкусное лакомство на свете. Странно! Она не производит впечатления дитя, растущего в нищете…
-Да о чем вы? У Ники есть все необходимое! – ужаснулся Олег.
Когда не было учебных пар во вторую смену, он сам забирал дочь из садика.
-Видите ли, девочка сильно отличается от сверстников. То излишне спокойна, то чересчур деятельна. Вероника добрый, ласковый, отзывчивый человечек. Таких детей сейчас мало, поверьте моему опыту. В основном в ходу соперничество по отношению друг к другу, словно в них генетически заложена борьба за выживание! Нику никто не обижает, но и особенно не приближается. Словно побаиваются. Она дружит с
