И душа сопротивлялась,
Уцепившись в телеса,
А потом не удержалась,
Стала осью колеса.
Колесо века считает
И обратно не спешит,
И никто не проклинает
Эпиляцию души...
Голубастое небо
Голубастое небо искрится
Перецветами голубей.
Неказистая, в общем-то, птица,
Не таких уж высоких кровей,
Но выклёвывает раздраженье,
Невниманье, брюзгу, маету,
И уносится корабельно
В голубастую высоту.
С высоты – нам расти до песчинок –
Те хоть ветер, играя, несёт,
С высоты безразлично, кто инок,
Кто убийца, а кто звездочет.
Я внизу суечусь микроскопно:
Насыщаюсь, почкуюсь, делюсь,
Но мечтаю на месте на Лобном,
С девкой-славой пропеть хриплый блюз.
Память семенников
Не голосом, не разноцветным волосом,
Не скрипом, наполняющим альков,
Не содроганья запредельным космосом –
Жива ты памятью семенников.
Твои обеды – спазмы поджелудочной,
Твои подруги – цепь гемикраний,
Твой смех – этап насилья промежуточный,
Но только вот семенники, они
На что-то реагируют невнятно,
Зато вполне отчетливо на вид.
Быть может, на застенчивые пятна
На (как их там?) на ямочках ланит?
Или на запах вечного желанья –
Обрести соединенность глаз?..
Я ухожу – возможно, на закланье,
Я прихожу – возможно, про запас.
Медиц?нское
Твои крылья не станут белыми
От застывшей на холоде влаги.
Разродишься стихами дебелыми,
