изумрудный наряд. Драгоценными мехами на кронах сосен лежал снег. Первый настоящий снег. Закричала сойка, молчавшая тысячи лет, на берег опустилась ворона, проскакала по камням и остановилась у тела волка, блестя глазом. Север сорвался с места, прогнал падальщицу, возмущенно раскаркавшуюся в безопасной выси.
— Дракон появится не раньше, чем через полгода, — сказал Кин, не глядя на нас.
— А ты не можешь его позвать? — спросила я, уже зная, каким будет ответ.
— Нет. Я только знаю, где и когда он появится в нашем мире, — тихо ответил Киннан.
Всё кончено. Ольга мертва, яйцо, которым можно приманить дракона, погребено под толщей земли и камней. Полгода — значит, никогда.
Мир взорвался. Валуны усеяли берег, падали в воду, подняв огромные волны. Вокруг нас грохотало, падало, мелькало, сотрясая землю, вздымая каменную и ледяную пыль. Передо мной, на расстоянии вытянутой руки, упал ствол, закачались ветви, взметнув ввысь мокрый снег. Если бы не скала, нависшая над нами, здесь бы уже был могильный курган.
Обвал кончился, затих. Киннан привстал, приложив руку козырьком, глянул вверх:
— Прошу прощения. Я был неправ.
В вышине, сверкая золотом чешуи, парил дракон.
Глава 23
В которой герои беседуют с драконом и узнают ответы почти на все вопросы
Дракон камнем упал с неба. Волосы разметало порывом горячего ветра, пахнуло раскаленным железом, озоном. Чудище сложило золотые крылья, на нас уставились изумрудные глаза размером с тележное колесо. В зубах-саблях дракон сжимал яйцо, омлетом из которого можно накормить целый город. То самое яйцо.
Мы молча стояли, глядя на легенду, лишь Киннан коротко склонил голову в приветствии. Легенда выгнула шею, положила яйцо на камни. Серовато-крапчатый шар пошевелился, внутри заскреблось, дракон бережно придержал когтистой лапой шустрого будущего дракончика или драконицу, и уставился на нас. Зрачки разошлись, сошлись, глаза изменили цвет на фиолетовый.
— Тэкс-с-с… Я благодарю вас, люди, — дракон вещал телепатически, прямо в моей голове. Ещё совсем недавно так могла Ольга…
Дракон разглядывал нас, словно редкостных невиданных зверушек. Моргнул, сузил зрачки и положил голову у моих ног:
— Твоя кровь сняла заклятие. Тебе, тэкс-с-с сказать, и решать, как я могу вернуть долг.
Я, не раздумывая, выпалила:
— Как оживить Ольгу, как разделить силы, как вылечить вампиров? И причем тут моя кровь?
Дракон закрыл глаза. Кончик золотистого хвоста, лежавший в свинцовой воде, поднял небольшой шторм. Лед выплеснуло на берег, смыло волной. Я, с замиранием сердца, ждала ответ.
— Люди… Жадные до всего. Власть, золото и похоть — три кариатиды, на которых стоит этот мир. Тебе это не нужно. Твоя кровь чиста… Она — катализатор, тэкс-с-с сказать. До тебя пытались многие, до сих пор в подземелье маются их души. И будут маяться. Ты знала, что до тебя даже подойти к сфере никто не мог?
Не знала. Но, даже зная, я бы всё равно попыталась.
— Ну, кровь, ну, чиста. Я жду ответа, дракон.
Дракон молчал, шевеля кончиком хвоста и вздымая буруны.
— Я могу дать ответ только на один вопрос. Выбор — за тобой.
Я посмотрела на Ольгу. На Киннана, почерневшего от горя, на Вейра, в глазах которого расплескалась боль. Он знал, что я отвечу.
— У нас время ещё есть. У Ольги — нет.
Вейр отвернулся, Киннан закрыл глаза. Я ждала.
Сгущались вечерние сумерки. День пролетел стремительной птицей, оставив после себя кровь, боль и смерть. Горела в лучах вечернего солнца драконья чешуя, перекликались в лесу дрозды. От земли, истерзанной битвой, поднимался густой туман, укрывая тела и кровь.
Дракон прищурился, выпустил струйку дыма. Радужки побагровели, заполыхали огнем:
— Она — вампир.
Медленно, чеканя слова, ответила:
— Такой большой, такой древний, и такой дурак. Тебе не нравится этот мир? Мы, люди и вампиры, видите ли, недостойны даже дерьмо за тобой убирать, таким большим, добрым и чистым. Ты — не дракон. Ты — падальщик. Пусть мир рухнет, пусть все умрут, но ты будешь холить и лелеять свою ненависть! Я — научилась прощать. Жить, ненавидя — зря коптить мир. Ты мертв уже при жизни.
Меня трясло. Я понимала, что сейчас меня сожрут, но мне уже было всё равно.
Глаза окрасило алым, алый превратился в старое золото. Дракон прищурился:
— Я извиню твою дерзость, тэкс-с-с сказать. Хорошо, веда.
Я не поверила ушам.
— Х..хорошо? И всё? Ты согласен?
— Не всё. Услуга за услугу, — он посмотрел на яйцо. Глаза позеленели. — Княгиня вырастит дракону. Но ответит жизнью и жизнью всей семьи за голову Никирридосиенналии. Мое требование, чтобы её, — он придержал пискнувшее яйцо, — назвали именно так.
— Ну, и имечко, — охрипшим голосом прошептала я. — Попроще нельзя?
— Нельзя, — послышался слабый, тихий, прозвучавший, как гром с небес, голос.
Подскочив, обернулась.
Бледная, как смерть, но такая живая и родная, на камне сидела Ольга, кутаясь в куртку Киннана. Охотник не сводил с неё глаз, окаменел, словно перед ним была хрупкая статуэтка, до которой страшно дотронуться.
— Благодарю, Великий Змей. Я твоя вечная должница. Спасибо, Зореслава, — разноцветные глаза лихорадочно блестели, губы подрагивали, но Ольга явно была Ольгой, а не упырем. — Я выращу её, как подобает.
— А почему ты не заберешь яйцо с собой? — спросила я, не в силах отвести взгляд от живой Ольги.
— Здесь наш родной мир. Только взрослый дракон, тэкс-с-с сказать, может выдержать переход и выжить. Ей надо окрепнуть.
Раздвоенный язык ласково пощекотал огромное яйцо, глаза засинели. Внутри стукнуло, царапнулось.
— А теперь подумай сам. Она, — я ткнула пальцем в вампиршу, — самая подходящая кандидатура на место драконьей мамаши. У Ольги есть всё — сила, влияние, верные подданные, которые, хм… крови не пожалеют за неё. Но есть ещё он, — я махнула рукой, указав на Кина. — Она может умереть. Если, конечно, ты не перестанешь наслаждаться ненавистью и не согласишься помочь. Конечно, ты можешь думать, что Сол продолжит дело дочери. Но я не уверена, что он будет сдувать пылинки с дракончика, собрат, или приемный отец которого отказал в рецепте спасения его дочери.
Ольга сидела пунцовая, блестя глазами. Киннан смотрел на неё. Мне стало завидно.
Дракон пыхнул струйками дыма:
— Ты взяла меня за, тэкс-с-с сказать, за…
— Жабры, — подсказала я.
Дракон засопел так, как может сопеть только дракон.
— Хорошо. Ты, веда, на самом деле знаешь ответ, который ищут древние. Тебе его сказала мудрая женщина, — он уставился на меня. Зрачки сузились, кончик хвоста взбил воду.
Я лихорадочно соображала. Хлев, Пеструшка, яркие голубые глаза… 'Часы Жрицы — время зачатия, рождения и смерти. Время любви'.
