— Николай Николаевич Нерусский, первый человек с Земли, которому суждено посетить нашу планету. Прошу любить и жаловать. А это, — обратился он ко мне, обводя рукой зал, — наша команда.
— Они что, понимают по-русски? — удивился я. Командир усмехнулся.
— Они понимают мои мысли, а слова предназначены для вас…
Едва мы уселись, неведомо откуда выпорхнул официант и в мгновение ока уставил стол дымящимися кушаниями. Застучали вилки, экипаж продолжил прерванную трапезу. Никто, казалось, не обращал внимания на гостя с Земли.
— Угощайтесь, Николай Николаевич! Вам понравится. У нас отменные повара. Все из натуральных продуктов. Кстати, по части спиртного никаких запретов…
— А можно? — недоверчиво спросил я, почувствовав потребность промочить горло.
— Отчего же нет!
— А что у вас есть?
— Все! И наши напитки, и ваших, земных, хватает… Коньяк? Водка? А может, рейнвейн?
— Водки, пожалуйста. «Золотое кольцо» …если можно.
Как по мановению волшебной палочки, на столе возникла поллитровка со знакомой этикеткой.
— Московского розлива, — прокомментировал командир.
Обед был неземным и в прямом, и в переносном смысле. Никогда прежде я не ел с таким удовольствием.
— За наше знакомство! — провозгласил он, подняв рюмку с водкой. Я ответил тостом за дружбу всех планет и миров.
— Продолжим нашу беседу, — сказал командир после того, как мы несколько утолили голод. — Теперь вы, уважаемый Николай Николаевич, надеюсь, понимаете, каким образом я отчитал своего бортинженера? Вон он, кстати, сидит. Мне вовсе необязательно было терзать и его, и ваш слух не совсем благозвучными словосочетаниями. Еще по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич, если вы хотите скрыть свои мысли, стоит лишь заблокировать мозг обычным мысленным приказом — и никто уже не в состоянии будет проникнуть в тайники вашего сознания. Многие так и делают. И правильно. У нас хватает любопытных, получающих удовольствие от копания в. чужих мыслях… Ваше здоровье!..
Откуда-то сверху полились чарующие звуки, и мысли мои сразу приняли иное направление.
— Но, согласитесь… э-э… как вас… — начал было я, но запнулся.
— Какой же я осел! — хлопнул себя по лбу командир. — Я же не представился!.. Арнольд Иванович, — привстав, церемонно произнес он. — Ради бога извините, дражайший Николай Николаевич!
— Арнольд Иванович? Гм…
— Это земной аналог моего имени. Мое настоящее имя слишком сложно для вашего языка. Вообще- то у меня несколько имен, для каждой планеты, населенной разумными существами, — свое. Для вас я Арнольд Иванович… Так что вы хотели сказать мне?
— Согласитесь, Арнольд Иванович, человеческий голос может быть так прекрасен. У нас, на Земле, столько великолепных певцов. Они наша радость, наша гордость. А вы молчите, лишаете себя такой прелести! Голос помогает передать тончайшие интонации, оттенки настроения… Вы, рационалисты, ради выгоды забываете о прекрасном. Как красива речь поэта или оратора! Вы упомянули о языковом барьере. Однако и здесь вы правы лишь наполовину. Положим, я не знаю итальянского, но с каким удовольствием слушаю оперы Россини на его родном языке. Ваши слова напомнили мне бытовавшие в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа отомрет театр, а фотография вытеснит живопись. И все же театр и живопись процветают. И будут существовать вечно. Это искусство, а искусство нужно и тем, кто его создает, и тем, для кого оно создается.
Арнольд Иванович захлопал в ладоши и рассмеялся.
— Браво, Николай Николаевич! Браво! Положили на обе лопатки. Вы правы, тысячу раз правы. Человеческий голос должен жить, в этом я с вами совершенно согласен. Были и у нас перегибы. Кое-кто ратовал за то, чтобы полностью упразднить живую речь как пережиток прошлого. Но восторжествовала точка зрения так называемых умеренных, совпадающая с вашей. Живая речь необходима как один из элементов эстетического воспитания человека. У нас есть и опера, и эстрада, и фольклор. В конце концов у нас поняли: нужно рациональное сочетание обеих форм общения, они должны не исключать, а дополнять друг друга… А вы молодец! — подмигнул Арнольд Иванович, раскрасневшийся от выпитого. — Прямо в точку попали… Еще по одной?…
Время шло. Я чувствовал себя великолепно, и сам не заметил, как закурил. Спохватившись, я хотел было загасить папиросу, но Арнольд Иванович остановил меня:
— Курите, курите. Я рад, что вы чувствуете себя здесь столь непринужденно. Теперь-то вы убедились, что я вам не враг?
Я кивнул.
— Я рад, что смог заслужить ваше доверие. Буду просто счастлив, если заслужу вашу дружбу.
Мы обменялись крепким рукопожатием. Мировым мужиком оказался этот Арнольд Иванович!
— Рукопожатие двух миров, — прокомментировал этот факт командир.
Обед подошел к концу. Члены экипажа начали покидать ресторан, молча кивая на ходу командиру и мне. Вскоре мы остались вдвоем. Арнольд Иванович широко зевнул и сказал:
— Мы в полете уже два с половиной часа. Через тридцать минут будем на месте.
— Так скоро?! — удивился я. Арнольд Иванович пожал плечами.
— Да в общем-то мы близкие соседи. Каких-нибудь двадцать парсеков.
— Сколько?!
— Мы ведь летим со сверхсветовой скоростью. Понимаете, что это значит?
— Н-нет… — пробормотал я.
— То-то. Ну что такое три часа? Пустяк. Для нас слетать на Землю — все равно, что для вас съездить в местную командировку. Все рассчитано по минутам, трасса изучена досконально, кораблем управляет автоматика… — Арнольд Иванович на мгновение задумался. — Помню, когда я сдавал экзамены на права пилота, мне достался учебный полет в Пятнадцатую галактику, к малоизученной планете с кристаллическими формами жизни. Целых четыре месяца в пути!.. Да-а, давненько это было… Э-эх, летит времечко…
Мой затуманенный алкоголем мозг соображал туго. Я замотал головой, пытаясь стряхнуть дурман. Сознание того, что я, старший инженер Нерусский Н.Н., опережая свет, несусь сквозь звездные миры навстречу неизвестности, леденило душу. Хорошее настроение мигом улетучилось.
— Опять вы за свое, — укоризненно покачал головой Арнольд Иванович. — Я же обещал вам: все будет хорошо. Или вы мне не верите?
— Я домой хочу, — жалобно, словно заблудившийся щенок, заскулил я.
— Да будете вы дома. Клянусь. Всему свое время.
Я тупо уставился в пустую тарелку. Командир порывисто поднялся.
— Вставайте! Пора собираться.
Через полчаса корабль плавно опустился на родной космодром.
Глава 4
Большое Колесо встретило нас духотой. И полным невниманием к моей персоне. По простоте душевной я рассчитывал, что будут толпы восторженных инопланетян, приветственные речи, обилие цветов, шампанское. Но ничего подобного. Все было обыденно и подозрительно по-земному.
Космодром представлял собой огромное поле, на котором, словно гигантские шахматные фигуры, стояли космические аппараты. Группки существ, описывать которых я не берусь, занимали места в готовых к отлету кораблях или, наоборот, выгружались из только что прибывших. Рядом с нашим звездолетом плюхнулась, подняв столб пыли, старая космическая колымага. Из нее вытекли три бесформенных существа и, хлюпая по взлетно-посадочной полосе, подались в сторону небольшого серого здания у кромки летного поля. Туда же повел меня Арнольд Иванович, не менее моего озадаченный отсутствием встречающих. Он