Все это ясно как день и темно как ночь. Я никогда не знаю, кто меня окружает, мистер Раксоль. Я никогда не знаю, что делается вокруг меня. Только иногда передо мной вдруг мелькнет на мгновение нечто странное, намекающее на подозрительные поступки и темные тайны. Вы говорили о моих слугах. Это всё слуги хорошие, ловкие и умелые. Но что они помимо этого? Насколько мне известно, мой четвертый помощник повара может оказаться просто-напросто агентом какого-нибудь европейского правительства! Как знать, может, и сама неоценимая мисс Спенсер состоит на жалованье у какого-нибудь придворного портного или франкфуртского банкира? Даже Рокко может быть еще кем-нибудь, кроме Рокко.
— Тем интереснее, — заметил Теодор Раксоль.
— Как ты, однако, долго, папочка, — проговорила Нелла, когда миллионер вернулся к столу номер семнадцать.
— Всего-то двадцать минут, голубушка.
— А ты говорил — на две секунды! Это большая разница! — чуть капризно заметила девушка.
— Да ведь пришлось, знаешь ли, дожидаться, пока бифштекс-то поджарится!
— И много хлопот тебе доставила наша пирушка?
— Никаких. Но она обошлась совсем не так дешево, как ты думала, — ответил любящий отец.
— То есть как, папочка? — удивилась Нелла.
— Да так, что я просто-напросто взял да и купил всю гостиницу. Не проболтайся смотри.
— Ну, ты всегда был родитель самый примерный! Так ты подаришь мне на день рождения гостиницу?
— Нет, я буду сам ее держать — для развлечения. А кстати, для кого этот стул? — Раксоль заметил, что на столе появился третий прибор.
— Это для одного моего приятеля, который явился пять минут назад. Конечно, я пригласила его разделить с нами обед. Он сейчас придет, — последовал незамедлительный ответ.
— Могу я взять на себя смелость спросить, кто это?
— Некто Диммок, по имени — Реджинальд, по роду деятельности — англичанин, живущий в качестве компаньона при Ариберте, принце Познанском. Я познакомилась с ним, когда прошлой осенью была с кузиной Гетти в Петербурге. Да вот и он. Мистер Диммок, это мой милый папа. Знаете, он одержал-таки победу над поваром насчет бифштекса!
Перед Теодором Раксолем предстал очень молодой человек с глубокими черными глазами и наивной мальчишеской физиономией. Они заговорили. Подошел Жюль с бифштексом. Раксоль старался, но не мог поймать взгляд лакея. Обед начался.
— Ах, папа, — воскликнула Нелла, — как много ты положил горчицы!
— Неужели? — спросил Раксоль и случайно взглянул в зеркало, висевшее слева, в простенке между окнами.
Он увидел в нем отражение Жюля, который стоял за его стулом, и заметил, что Жюль зловеще, многозначительно подмигнул мистеру Реджинальду Диммоку.
Раксоль стал молча рассматривать горчицу на своей тарелке, и ему показалось, что он, похоже, и в самом деле положил ее слишком много.
Глава III
В три часа пополудни
Мистер Реджинальд Диммок, несмотря на свою молодость, оказался человеком светским и опытным, к тому же прекрасным собеседником. Разговор между ним и Неллой Раксоль не смолкал ни на минуту. Они болтали о Петербурге, о покрытой льдом Неве, об оперном театре, о вкусе русского чая, о сладости русского шампанского и о прочих особенностях русской жизни. Исчерпав тему России, Нелла сделала легкий обзор собственного времяпрепровождения, с тех пор как рассталась с молодым человеком в российской имперской столице, чем вернула разговор обратно, к Лондону, вокруг которого он и вращался, пока не был съеден последний кусочек бифштекса.
Теодор Раксоль заметил, что мистер Диммок был крайне неразговорчив, когда беседа касалась его собственных дел, и прошедших, и будущих. Молодой человек производил на него впечатление типичнейшего придворного паразита, и американец недоумевал, каким образом удалось тому получить столь ответственную должность при особе великого герцога Познанского, да и кто такой был сам этот великий герцог Познанский? Миллионер смутно припоминал, будто слышал когда-то о Познани: Познань была, вероятно, одним из тех маленьких, не поддающихся описанию немецких государств, в которых пять шестых всех подданных — придворные, а остальные — угольщики или содержатели гостиниц.
Почти до конца обеда Раксоль молчал — может быть, его мысли были слишком заняты подмигиванием Жюля мистеру Диммоку, но, когда на смену мороженому пришел кофе, он решил, что, возможно, будет нелишним в интересах дела узнать хоть что-нибудь о приятеле дочери. Он никогда не подвергал сомнению ее право самой выбирать друзей и предоставлял ей полную свободу, пребывая в твердой уверенности, что врожденный здравый смысл никогда не позволит ей попасть ни в какую беду. Но уже безотносительно к странному поведению метрдотеля мистера Раксоля сильно интриговала манера общения Неллы с мистером Диммоком — манера, в которой любезное высокомерие смешивалось с очевидным желанием угодить и понравиться.
— Нелла говорила мне, мистер Диммок, что вы занимаете очень ответственный пост при особе великого герцога Ариберта Познанского, — проговорил Раксоль. — Извините мое невежество американца, но этот Ариберт Познанский — коронованная особа? Он, как вы это называете в Европе, владетельный князь?
— Его высочество не правит и никогда не будет править государством, — ответил Диммок. — Престол Великого герцогства Познанского принадлежит племяннику его высочества, великому герцогу Евгению.
— Племяннику!.. — удивленно воскликнула Нелла.
— А почему бы и нет, милая мисс?
— Но ведь великий герцог Ариберт, должно быть, еще очень молод?
— Великий герцог по прихоти случая, что нередко встречается в истории венценосных семейств, как раз одних лет с великим герцогом Евгением. Покойный родитель великого герцога был женат дважды — этим и объясняется юный возраст дяди.
— Вот прелесть-то, я думаю, быть дядей своего ровесника! Но для великого герцога Ариберта это, пожалуй, не очень уж забавно. Ведь ему приходится, очевидно, вести себя с племянником ужас как почтительно и смиренно!
— Великий герцог и мой светлейший господин относятся друг к другу как братья. Теперь, конечно, наследником престола считается великий герцог Ариберт, но, как вам, вероятно, известно, великий герцог на днях вступает в брак с одной из ближайших родственниц императора, и если появится потомство… — Мистер Диммок пожал плечами. — Великий герцог, — продолжал он, не окончив начатой фразы, — великий герцог, конечно, предпочел бы иметь своим наследником великого герцога Ариберта, который вовсе не расположен к браку. Говоря между нами — только между нами, — брак представляется ему самой печальной необходимостью. Но, конечно, будучи немецким владетельным князем, он обязан жениться. Это его долг по отношению к отечеству, по отношению к Познани.
— А насколько велика Познань? — не подумав, спросил Раксоль.
Нелла засмеялась:
— Тебе не следовало бы задавать таких вопросов, папа! Мог бы, кажется, догадаться, что интересоваться размерами немецкого княжества противоречит правилам этикета!
— Я ничуть не сомневаюсь, — сказал Диммок, вежливо улыбнувшись, — что сам великий герцог не менее других склонен подшучивать над размерами своих владений. Помню, как-то мы с принцем Арибертом прошли их за один день из конца в конец туда и обратно.
— По своей земле, значит, великий герцог далеко не уедет? Нельзя сказать, что солнце садится в его
