сверкнула на него глазами, как норка при виде крови.
— Ты знал, что так будет! Этого вы и хотели! Вам ничего не было нужно, только чтобы я убила их, так?
Укия поднял руки.
— Я тебя не знаю. Я ничего тебе не сделал.
Девушка рассмеялась каким-то ломаным смехом.
— Не ври мне, я знаю, когда люди врут. Проклятые жуки! Так громко жужжат, а их самих не видно! Их миллионы вокруг, где они прячутся днем?
— Достань пистолет, Укия. Когда она прыгнет, стреляй.
Сверкнула молния, и девушка кинулась на него со скоростью жалящей змеи. Укия отскочил назад, выбрасывая вверх руку, чтобы защититься от удара… и тут же вспомнил о мертвой девушке с отрубленными пальцами. Меч сверкнул при вспышке молнии, как электрическая дуга, руку обожгла острая боль. Укия поскользнулся, пытаясь достать пистолет, снова встал на ноги — и меч опять поцеловал его, на этот раз в незащищенное горло. Из раны полилась кровь, пульсируя в такт биению сердца; он зажал рану левой рукой и вслепую нажал на спуск, потом еще и еще раз. Пистолет прыгал в руке, выстрелы ярко вспыхивали в ночном лесу, девушка дергалась, когда в нее попадали пули. Ноги Укии подогнулись, и он упал, все еще отчаянно прижимая руку к скользкому горлу. Снова раздался гром, заглушив эхо выстрелов, и хлынул ливень.
ГЛАВА ВТОРАЯ
На Укию навалилась тьма, и какое-то время он не мог ни слышать, ни видеть, ни чувствовать, ни думать. Когда мир снова обрушился на его органы чувств, он понял, что прошло несколько минут.
Укия все еще лежал лицом вниз на земле в ночном лесу, зажимая шею левой рукой. Лил холодный дождь, вбивая запах пороха и крови в развороченную землю. Вдалеке завыла сирена, звук стал приближаться. Слева сквозь подлесок ломились тяжелые тела, полицейские рации шипели и трещали. По воздуху барабанили лопасти вертолетного винта, свет прожектора бродил по лесу, как ангел смерти. В наушниках раздавался голос Макса, он с кем-то разговаривал:
— … левее, Крэйнак, черт возьми, ты отличишь левую руку от задницы? Он мой напарник, и если…
Укия замерз, но от слабости не мог даже дрожать. Помощь была рядом, и он лежал без движения, зная, что его скоро найдут.
— Беннетт, черт возьми, дождись «скорой». — Голос раздался где-то справа от него, там, где подлесок трещал под кем-то тяжелым. — Тропы тут нет, придется тебе их направлять. Я найду парня.
— Тогда сверни левее, ты почти там.
— Тут на пути какой-то камень, я его обхожу.
Внезапно прожектор вертолета двинулся к Укии, и тот оказался в овале света настолько яркого, что кожу щипало. Из кустов раздался крик, и к нему кинулись люди, пачкая ноги в крови и не замечая этого.
— Мы его нашли. — Голос Крэйнака словно отдавался эхом вокруг. Грузный детектив наклонился над Укией и пробормотал: — О черт.
— Он жив? Что с ним? Крэйнак, отвечай!
— Я… — прохрипел Укия. «В порядке»? Да нет, какое там «в порядке». — Я здесь.
— Укия! — заорал Макс прямо ему в ухо. — Ну, слава Богу!
Крэйнак опустился на колени.
— Это твоя кровь? Ты ранен?
— Шея…
Молодой детектив хотел разжать руку и показать рану, но Крэйнак остановил его.
— Держи крепче. Если истечешь кровью, Беннетт меня убьет. Эй, Беннетт, где там «скорая»?
— Я нашел дорогу, но ближе ста футов не подъехать. Как он?
— Давайте быстрее.
Место схватки продолжали освещать, пока на грязной дороге за деревьями не остановилась машина «скорой помощи». Сквозь деревья протащили носилки, и полицейские очень аккуратно уложили на них Укию. Когда носилки подняли и понесли к машине, он увидел молодую женщину — она лежала в неудобной позе совсем недалеко. Грудь ее украшала цепочка дыр от полуавтоматического пистолета, глаза были открыты, зубы оскалены. И все же казалось, что она еще жива.
— Макс… — Укия мог только шептать, но он надеялся, что микрофон выручит и Макс услышит его. — Она еще жива…
Один из медиков взглянул на него, нахмурился и потянулся к наушнику.
— Простите, нам придется это снять.
Он был слишком слаб, чтобы возражать. Где-то на границе сознания висела непроглядная тьма, и Укия почел за лучшее сдаться на милость врачей.
— Вас словно в банк крови окунули, а на шее только царапина.
Впервые за весь вечер с Укией кто-то заговорил, а не выкрикивал непонятные инструкции над его распростертым телом. Молодой ординатор в старомодных очках в металлической оправе явно скучал — опасная для жизни рана оказалась всего лишь порезом.
— Вам повезло. — Ординатор вносил пометки в больничную карту Укии. — На полдюйма длиннее и глубже, — и смертельная кровопотеря за несколько минут. А так — только царапина.
— Холодно, — прошептал детектив.
— Шоковая реакция. — Ординатор посветил фонариком в глаза Укии и зафиксировал реакцию зрачков в карте. — Неудивительно, учитывая, чтос вами произошло. Мы прокапаем вам глюкозу, это поможет. До утра останетесь в больнице, под наблюдением. Назовите дату рождения. Укия поморгал.
— Не могу.
Ординатор нахмурился и снова посветил ему в глаза фонариком.
— Вы знаете, какой сейчас год?
— Две тысячи четвертый. — Укия не сразу понял, о чем спрашивает врач. — Меня бросили в детстве, дня своего рождения я не знаю. Мы отмечаем день, когда меня нашли.
— Ясно. Простите. А в каком году вы родились?
Укия покачал головой.
— Вы не знаете, когда вас нашли и сколько вам было лет? — Он снова потряс головой. — Даже приблизительно?
— Да, — прошептал Укия.
Не будь он беспомощен, как новорожденный щенок, разговор не казался бы таким ужасным. Ординатор снова нахмурился и стал говорить медленно и громко:
— Мне надо записать ваши данные. Вы не можете не знать, сколько вам лет. Вы говорите, вас бросили. Где, когда, как?
Меня бросили, — неохотно объяснил Укия, — в окрестностях Орегона, в глуши, когда мне было… — он беспомощно пожал плечами, — когда я был маленьким. — Укия закрыл глаза, подумал минуту и нашел ответ, который может устроить ординатора. — Три года назад суд признал меня совершеннолетним, чтобы я мог голосовать, водить машину, носить оружие и подать заявку на получение лицензии частного детектива. Конечно, не все сразу, но это хоть как-то определяет возраст.
Ординатор посмотрел на него с некоторым недоверием, однако внес информацию в больничную карту.
— Хорошо, запишем, что вам двадцать один год, значит, родились вы в восемьдесят третьем. Место рождения?
«Если я опять скажу „не знаю“, он станет говорить еще громче и медленней».
— Меня нашли у города Укия в Орегоне и назвали в честь города.
— Так и запишем, — бормотал ординатор. — Значит, вы неизвестно сколько жили в орегонской глуши. Как же вы выжили? Вас что, снежный человек воспитывал?
