'Пигля': Отчет о психоаналитическом лечении маленькой девочки

Сузи (то есть Сусанны): „Я сделала ее черной“. То же самое говорит о черной маме. Она все еще часто повторяет, когда ложится спать: „Черная мама говорит: „Где мои ням-нямки?“. А однажды утром она после этого попросила попить из маминой груди.

Почти каждое утро она хочет забраться маме в халат или просит, чтобы ее завернули в коврик. Кажется, она очень страдает от того, что когда-то называлось „чувством греха“. И очень переживает, когда что-нибудь поломает или испачкает; иногда ходит по комнате, бормоча тихим, искусственным голосом: „Ничего, ничего“. То же самое происходит, когда она ударит Сусанну, к которой относится исключительно чутко, несмотря на отдельные срывы. Габриела не хотела носить одежду, которую мы ей покупали, потому что в ней „очень много белого: я хочу черную кофточку“. Сказала, что может носить черную одежду, так как она сама черная и дурная.

Вчера мы сделали несколько записей о ней, хотя это был не типичный день. Она была хуже, чем обычно, и пробыла с нами весь день. Чаще всего утром с нами бывает наша прислуга, пожилая женщина, которую Пигля зовет „Заинькой“. Она очень привязана к „Заиньке“.

Утром Габриела дала нам своего любимого плюшевого мишку, проделав в его лапе дырку и вытащив из нее всю набивку. Она была очень удручена этим. Весь день отчаянно просила у нас вещи, в которых мы ей обычно не отказываем, как будто ей приходится вести долгую борьбу, чтобы получить их у нас. Сказала матери, что хочет выйти замуж. Когда та ответила, что неплохо бы подождать, она настойчиво заявила: „Нет, нет! Я уже большая девушка“, как бы говоря тем самым, что для игрушек она слишком взрослая.

Ложиться спать стало целым событием, теперь это довольно часто случается. Пигля говорит, что боится черной мамы, которая за ней гонится. В десять часов вечера она побросала на пол все постельное белье. Вылезла из кровати и заявила, что ей нужен стул из соседней комнаты. Я сказал, что это ее стул и что нужно только положить на него подушку: „Черную подушку, тогда я смогу на ней сидеть“. — „Это потому, что ты — черная?“ — „Да. Из-за того, что я разломала черную маму на куски, я мучаюсь“. — „Не надо“. — „Я хочу мучиться. У меня попа болит: можно мне пирожка с белым кремом?“ То и дело приходится повторять молитву, последнее нововведение, в основном о защите“.

Дополнительная запись: „Я убираю игрушки доктора Винникотта, а то поломаю их“. Пигля сказала это, когда была у вас прошлый раз, уже сидя в такси. Забыл тогда вам сказать».

Третья консультация

10 апреля 1964 года

Пигля (сейчас ей два года и шесть месяцев), выглядела менее напряженной, чем раньше, и в таком состоянии оставалась постоянно. Казалось, что она удалилась еще на один этап от тех актуальных тревог, о которых говорила. По сути, я теперь понял, как глубоко она была погружена в них раньше, как ребенок- психотик. Я пошел в приемную и нашел ее там с «ребенком» — маленькой куклой, завернутой в пеленку, заколотую булавкой. Она стеснялась войти со мной вместе в кабинет, так что я зашел один. Потом я вышел за ней, и она показала мне мешочек, в который положила немного песка и камень. Это она подобрала на улице. Девочка не хотела заходить, поэтому я сказал: «Папа тоже зайдет» (именно этого она и хотела). С собой она взяла мешочек с песком и камнем, а ребенка оставила. Отец уселся на свое обычное место во «взрослой» части комнаты, и половину всего времени мы с ним были отделены друг от друга занавесом. Она сразу направилась к игрушкам и проделала в точности то же самое, что и в прошлый раз.

Пигля: Для чего это?

Я: Это — то, о чем ты меня в прошлый раз спрашивала и я сказал об этом: «Откуда появился этот ребенок?»

Я спросил о песке и камне: «А это откуда?»

Пигля: С моря.

Она взяла другие предметы и ведерко и, очевидно, все помнила. Заговорила обо всем подробно.

Пигля: Это что? Поезд. Паровоз, железнодорожные выгоны. Грузовики.

Одного она назвала «львенком». Потом взяла маленького мальчика.

Пигля: У тебя есть еще маленький мальчик?

Она нашла маленького человечка и его жену.

Пигля: Мне нравится этот (мальчик).

Мне пришлось помочь ему сесть. Затем взяла другой паровоз.

Пигля: Я приехала на поезде в Лондон к Винникотту. Я хочу знать, почему черная мама и бабака.

Я: Постараемся разузнать об этом.

На этом я остановился. Она продолжала выбирать игрушки, нашла краснокожего индейца (сделанного из синей пластмассы).

Пигля: У меня нет одного из этих вагончиков.

Она вынимала все игрушки, укладывая их рядами.

Пигля: Интересно, что это такое. У тебя есть лодки? Не могу найти ничего такого, на что бы вот этому сесть [о пластмассовой сидящей фигурке]. Винникотту не быть малышкой; быть ему Винникоттом. Да, это меня и напугало. Не будь больше малышкой.

Она явно подумывала о том, чтобы повторить ту игру, в которую играли в прошлый раз.

Пигля: Можно я высыплю все из ведерка?

Я: Да. Так вот малышку тошнило, когда Винникотт был малышкой.

Потом она заговорила о грузовике, в который можно было бы сложить игрушки. Потом о другом поезде. Она взяла два похожих вагончика, сравнила их и поставила рядом.

Я: Не то, что Пигля и малышка, потому что Пигля больше малышки.

Она разложила много игрушек рядышком и продолжала:

Пигля: Что это? Паровоз. Я приехала на такси. Ты ездил на такси? Два такси. К Винникотту. Работать с Винникоттом.

Затем она попыталась заставить меня надуть шарик, который, я думаю, она оставила у меня, когда приезжала первый раз. У меня это не очень получалось. Она потерла шарик в руках, показала мне свою