отец всегда высоко отзывался. Четвертый, младший брат, был мой дед князь Владимир Михайлович.
Иван, и в особенности Михаил, в молодости жутко играли в карты. Переписывая векселя, они задолжали ростовщикам огромные суммы.
При мне мой брат Владимир спросил деда:
— Дело прошлое. Скажи, сколько долгов было у твоих братьев? Миллион?
— Нет, побольше, — отвечал тот.
— Два миллиона?
— Нет, поменьше. — Однако дед отказался назвать сумму.
Чтобы покрыть долги, были проданы земли и леса в Мыте и Второве. Александр заставил брата Михаила на время выйти в отставку и поселиться в Петровском, где тот, от нечего делать занялся разборкой Голицынского и Шуваловского архивов, в результате чего написал очень хорошую книгу «Петровское», составляющую ныне библиографическую редкость; она вышла в 1912 г. Умер Михаил Михайлович в чине генерала от кавалерии, который был высшим генеральским чином в России того времени, и имел все Российские награды.
2
Князя Александра Михайловича — дедушку Сашу — я очень хорошо помню. В Москве изредка он приезжал к моим дедушке и бабушке и за обедом всегда садился рядом с бабушкой справа от нее. Был он маленьким, худеньким старичком, с белыми, скорее желтоватыми, длинными, зачесанными назад волосами и короткой белой бородкой. Нас — детей — к нему подводили, он небрежно окидывал каждого острым взглядом темных глаз и совал нам целовать свою руку. Вот эта рука с длинными пальцами и синими вздутыми склеротическими жилками мне особенно запомнилась.
В молодости он влюбился в знаменитую шведскую актрису Нильсен, приезжавшую на гастроли в Москву. Еще недавно у нас хранились ее многочисленные фотографии. Была она высокая, с огромными глазами и огромными косами блондинка. Он сделал ей предложение и получил отказ, который настолько его потряс, что он отдалился от всех, жил уединенно, то в Москве, то в Петровском. Его духовником был архимандрит Чудова монастыря, а затем викарный Московский епископ Арсений, с которым он вел нескончаемые беседы, а при разлуке деятельную переписку на духовные темы. После дедушки Саши остались интересные, в отрывках, воспоминания, которые я перепечатал и роздал родным.
Его пунктиком, его страстной любовью было Петровское, как место, где он родился, где должен прославляться Голицынский род. Та великолепная, исторически сложившаяся, накопленная несколькими поколениями обстановка парадных комнат Петровского, запечатленная на фотографиях в книге его брата Михаила, должна была оставаться незыблемой, неизменной, как символ незыблемости и благоденствия Голицынского рода.
А вещи в Петровском были действительно великолепными — богатая библиотека Шувалова, старинная мебель, несколько бронзовых часов, мраморные Шубинские бюсты Екатерины II и князя Федора Николаевича в молодости и портреты, портреты. Их было несколько десятков и совершенно бесценных, начиная от огромного портрета конца XVII века боярина князя Бориса Ивановича Прозоровского, который ныне украшает зал №1 Третьяковской галереи. Далее шла вереница портретов Голицыных, все парные, мужчины в париках, со звездами на груди, женщины с открытыми декольте. Были портреты И.И.Шувалова, М.В.Ломоносова, многих царей и цариц, множество акварельных портретов, серия картин Каналетто с видами Венеции, вывезенных из Италии Шуваловым…
В течение по крайней мере полувека дедушка Саша служил церковным старостой церкви села Петровского. Была она построена князьями Прозоровскими в XVII веке с галереей и послужила прообразом церквей Нарышкинского стиля в Уборах и Филях. Там был поразительной тонкости резной деревянный иконостас — и в главном храме, и в приделах. В XVIII веке церковь значительно перестроили, убрали галереи, растесали окна, тем самым сильно исказив ее облик. К правому приделу позднее было пристроено в стиле Empire помещение для мраморной гробницы князя Федора Николаевича, рядом похоронили его старшего сына Ивана Федоровича.
Особенно богато были изукрашены золотой резьбой оба придела, в синих, обрамленных золотом медальонах находились изображения святых, над ними как бы парили золотые голуби.
В 1934 году Сталин, укрывшийся за высокой кирпичной стеной имения Зубалова в четырех километрах от Петровского, но на другом берегу Москвы-реки (в конце поселка Калчуга по Рублевско-Успенскому шоссе), как-то заметил, что ему надоело видеть издали церковь. И храм был снесен за одни сутки. Современные искусствоведы нередко жалеют о гибели прекрасного памятника старины. В нем находилась икона Тихвинской Божьей Матери начала XVII века — моление князя Семена Васильевича Прозоровского, воеводы царя Михаила Федоровича, который возил ее с собой в походы, и в день праздника иконы 26 июня победил шведов. С тех пор во всех имениях, перешедших к Голицыным от Прозоровских, этот день отмечался как престольный праздник. А древняя икона сейчас неизвестно где, скорее всего, попала за границу в обмен на валюту.
В книге В.Я.Либсона «По берегам Истры и ее притоков» (1974) из серии «Дороги к прекрасному» говорится о Петровском и о том, что его владельцы были просвещенными и либеральными деятелями, в качестве доказательства приводится факт посещения Петровского знаменитой актрисой Марией Николаевной Ермоловой. Тут Либсон спутал. В Москве до 1930-х годов жила другая Мария Николаевна Ермолова — внучатая племянница генерала Ермолова и приятельница моей бабушки. Именно эта Ермолова — светская дама — постоянно бывала в Петровском.
Дедушка Александр Михайлович окончил Московский Университет; он был убежденным консерватором, например, отрицательно относился к реформам Александра II. Он считался хорошим хозяином, ездил время от времени по имениям, контролировал деятельность управляющих, заводил различные сельскохозяйственные новшества, применял усовершенствованную обработку земли, построил в Бучалках крахмальный завод. Тогда многие помещики беспощадно сводили леса. А он, следом за своим отцом, а возможно и за своим дедом князем Федором Николаевичем, считал, что леса надо беречь и при правильном пользовании они приносят немалый доход. Самому ему денег вряд ли требовалось много, хотя в особняке, который он снимал на Чудовке против церкви Николы в Хамовниках, было двенадцать комнат. Крупные суммы он жертвовал монастырям. Но у его брата, а моего деда Владимира Михайловича было восемь человек детей, и хотя жалование он получал порядочное, но для поддержки семьи и воспитания детей считалось, что средств нужно много, и Александр Михайлович продолжал изыскивать источники
