точно не знал, хотя первым поднял вопрос о браке. Тому было несколько причин, и далеко не самая последняя состояла в том, что Максимо не мог допустить, чтобы его ребенка называли бастардом. Может быть, дело было в его воспитании, может, в его мировоззрении, но этот вариант был для него абсолютно неприемлем. С другой стороны, лишь представив, что ему снова придется вступить в брак, Максимо внутренне запротестовал. Однако его чувства и желания, так же как чувства и желания мисс Уитмен, отошли на второй план. Выходило, что брака им не избежать.
Нравится, не нравится — это уже не играет роли. Главным становится слово «надо».
— Мне нужно вернуться в Туран и встретиться со своим доктором. Проходить медицинские тесты в Штатах я не собираюсь, — заявил он.
— Однако для искусственного оплодотворения, когда была жива ваша жена, вы обратились в американскую клинику, — заметила Эдисон.
Верно. Но это произошло лишь потому, что Селена выросла на Западном побережье. Они часто приезжали в дом, находящийся в штате Вашингтон, чтобы отдохнуть и восстановить душевные силы, так как жизнь в Туране, под пристальным вниманием общественности и прессы, наблюдавших за ними чуть ли не под микроскопом, отнимала много сил и нервов. В Штатах же жизнь стрессами не изобиловала, вот они и решили, что лучшего места для того, чтобы попробовать обзавестись ребенком, им не найти.
— Да, — сухо согласился с ней Максимо — Но моя вера в компетентность сотрудников американских медицинских учреждений заметно пошатнулась за последние сорок минут, и по весьма очевидным причинам. Врач в Туране устроит все быстро и без шумихи.
Элисон вяло кивнула. Она даже и не думала вступать в спор по этому поводу.
— Когда вы планируете провести тест? — спросила девушка.
— Как только приеду. Здоровье моего ребенка для меня очень важно.
Элисон была настолько растеряна, что Максимо захотелось обнять ее, утешить, защитить. Откуда возникло такое желание? Может, оттого, что эта женщина носит его ребенка? Именно так. Других причин быть не могло.
Хотя, следовало признать, Элисон привлекала его. Но, может, это потому, что она являлась носительницей его семени, продолжательницей рода, а значит, тоже принадлежала ему. У него возникло желание сжать ее в объятиях и целовать до тех пор, пока ее губы не опухнут, а затем вторгнуться в ее тело и слиться с ней. И желание это было настолько сильным, что грозило разрушить его самоконтроль.
— Я подумываю над тем, чтобы предъявить иск этой клинике, — мягко сказала Элисон. — Я работаю юристом и уверена, что мы выиграем процесс.
— Я с вами согласен, хотя и не являюсь юристом. Но это будет означать, что мы привлечем к себе внимание со стороны прессы.
А вот прессу, в отличие от эмоций, контролировать гораздо сложнее, если это вообще возможно. Люди, читающие подобные издания, обожают злословить и сплетничать. В таком случае все, о чем пока знали лишь немногочисленные доверенные лица, непременно выплывет наружу. Нет, без такого счастья он как-нибудь проживет. И нечего пятнать память о Селене. Некоторые вещи должны остаться в прошлом, включая последние месяцы его брака. О них никто не должен узнать.
— Вас так сильно любят средства массовой информации? — спросила Элисон.
— Не думал, что вас интересует желтая пресса.
— У меня нет на это времени. Но когда я стою в очереди в магазине, то просматриваю газетные и журнальные полки. Однако я вовсе не любительница новостей подобного рода. Поэтому не сразу сообразила, с кем разговариваю. К тому же я не желаю забивать голову всякими мелочами.
Максимо показалось, что Элисон начинает ему нравиться, точнее, ее подход к жизни, разделение на важное и не очень, а также то, что она не боится отстаивать свою точку зрения. У Селены характер был мягче. Именно поэтому она пошла на попятный, не сумев противостоять ему. Если бы она не скрывала все в себе, если бы захотела обсудить с ним…
Впрочем, поздно думать об этом. Максимо постарался заглушить воспоминания о Селене и сосредоточился на возникшей перед ним проблеме.
— Я бы хотел, чтобы мы поехали в Туран вместе.
Элисон широко раскрыла глаза:
— Нет. У меня на руках несколько еще не рассмотренных дел. Я не могу подвести людей, которые ко мне обратились.
— Разве вы не можете передать свои дела другому юристу? В конце концов, вы беременны.
— Беременна, но не собираюсь рожать сию секунду, — возразила Элисон. — У меня есть обязанности.
— Понятно. Итак, вы печетесь о том, чтобы у ребенка не было проблем со здоровьем, однако не хотите найти время и присутствовать при оглашении результатов теста. Я не могу понять, что для вас в таком случае важнее: ребенок или карьера?
Элисон напряглась. Кровь вновь прихлынула к ее лицу, окрасив щеки румянцем.
— Это несправедливо. Это эмоциональный шантаж.
— Так и есть, — кивнул Максимо. — И если потребуется, я еще не раз прибегну к нему.
Элисон надула губы, и Максимо с новой силой захотелось прикоснуться к ним пальцем, а потом прижаться губами. Он даже начал получать удовольствие от необъяснимого чувства, охватившего его. Протянув руку, он все-таки дотронулся до ее нижней губы. От неожиданности Элисон приоткрыла губы, но, так как Максимо оказался не готов к этому, он не успел отдернуть руку, поэтому его палец коснулся влажной поверхности ее языка. Страсть, про которую он успел забыть после гибели жены, вновь напомнила о себе, опалив его огнем. Он так сильно желал Элисон, что это пугало. Мелькнула даже мысль: суть не в том, что она носит его ребенка. Или, по крайней мере, это не является главной причиной. Он желал ее, как мужчина желает женщину.
— Нам нужно подумать, как мы можем решить этот вопрос, — взяв себя в руки, предложил Максимо. — Ради ребенка. Поэтому я бы не хотел прибегать к шантажу. Наверное, нам стоит пойти на компромисс, обоюдные уступки.
Элисон отвернулась, уходя от его близости.
— Почему у меня появилось ощущение, что именно мне придется идти почти на все уступки, поскольку у меня не столь высокий статус, как у вас?
Максимо улыбнулся:
— Ваше утверждение голословно. Я считаю себя разумным человеком.
— Тогда я настаиваю на возможности поговорить с людьми, которых вы бросили в темницу в своей стране. — В голосе Элисон все еще слышался вызов.
— Им не дозволено разговаривать.
Максимо видел, что Элисон изо всех сил старается не рассмеяться, однако улыбка все же растягивала ее губы. Похоже, у Элисон Уитмен есть чувство юмора. Он стал еще больше симпатизировать ей — Максимо нравились люди, которые умели посмеяться над собой.
— Мне нужно позвонить в офис, и я постараюсь договориться об отгулах. — Она откинула назад свои чудесные волосы. — Когда мы выезжаем?
Элисон пожалела о своем решении поехать с Максимо Росси почти сразу. Однако отказаться от своего слова она не могла. Как не могла и сбежать из зала ожидания.
Пока не появился Максимо, она старалась совладать со своими нервами и утренним недомоганием. С тошнотой справляться удавалось с помощью крекеров. Подавить волнение она пыталась, шагая от стены до стены и не садясь в удобное — какие бывают только в залах ожидания первого класса — кресло, так как была напряжена до предела.
«В какую минуту все неожиданно стало таким запутанным?» — удивлялась про себя Элисон. Последние три года она планировала беременность. Вся ее жизнь была подчинена этому событию. Ради ребенка она отказалась от многих удовольствий, от покупки новой машины, продолжая ездить на своей развалюхе, жила в маленькой и дешевой квартире, чтобы после родов купить дом и поселиться там с малышом, целиком посвятив себя только ему — хотя бы первые несколько лет. Ради достижения цели Элисон отказалась от работы в престижной юридической фирме — высокооплачиваемой, но нервной. Она
